— Не забудь, Ландри, что ты меня пригласилъ вчера вечеромъ на первый танецъ.
Ландри весь вспыхнулъ, Маделонъ разсердилась и покраснѣла тоже. Увидѣвъ это, Ландри расхрабрился и отвѣтилъ Фадеттѣ:
— Можетъ быть, я и обѣщалъ пригласить тебя, сверчекъ, но я еще раньше обѣщалъ танцовать съ другой, твоя очередь настанетъ послѣ, когда я выполню мое первое обѣщаніе.
— Нѣтъ, — спокойно возразила Фадетта, — ты, вѣроятно, спуталъ самъ; ты вѣдь меня пригласилъ еще съ прошлаго года и напомнилъ мнѣ это вчера вечеромъ. А если Маделонъ хочетъ потанцовать съ тобой, тебя ей отлично замѣнитъ твой близнецъ, онъ на тебя похожъ, какъ двѣ капли воды, и нисколько не хуже.
— Сверчекъ правъ, — сказала Маделонъ гордо, взявъ руку Сильвинэ; — разъ вы такъ давно приглашали ее, Ландри, надо держатъ слово. Мнѣ все равно, съ кѣмъ танцовать: съ вами или съ вашимъ братомъ.
— Конечно, это одно и то же, — наивно сказалъ Сильвинэ, — давайте танцовать вчетверомъ.
Ландри пришлось покориться, чтобы не привлекать всеобщаго вниманія; сверчекъ началъ подпрыгивать очень ловко и гордо, любо было на нее смотрѣть. Если бы она была недурна собой и хорошо одѣта, всѣ были бы отъ нея въ восторгѣ, потому что она отлично танцовала и ни одна красавица не могла съ ней поспорить въ ловкости и увѣренности; но бѣдная дѣвочка выглядѣла еще хуже обыкновеннаго, благодаря своему наряду. Ландри не смѣлъ и взглянуть на Маделонъ, такъ ему было больно и обидно; за то онъ смотрѣлъ на свою даму и находилъ ее еще уродливѣе, чѣмъ всегда. Она хотѣла пріукраситься и только напортила себѣ. Ея старомодный, пожелтѣвшій отъ времени, чепецъ образовывалъ на головѣ два широкихъ и плоскихъ наушника, а теперь носили маленькіе торчащіе чепцы. Волосы падали ей на шею, что очень ее старило и дѣлало ей голову широкою, какъ кочанъ капусты, на тонкой, какъ палочка, шеѣ. Ея драгетовая юбка была ей коротка на два пальца, изъ рукавовъ выглядывали ея худыя, загорѣвшія руки, какъ лапки паука.
Правда, она гордилась своимъ ярко-краснымъ передникомъ, доставшимся ей отъ матери, но она забыла спороть нагрудникъ, ихъ не носили уже десять лѣтъ. Это происходило отъ того, что она не была кокеткой, не занималась собой, бѣдняжка, и росла, какъ мальчикъ, не заботясь о своей наружности, а думая только объ играхъ. И теперь она походила на расфранченную старушку. Надъ ней смѣялись за ея некрасивый нарядъ, а вѣдь чѣмъ она была виновата, что бабушка ее держала въ нищетѣ и была страшно скупа.
