— Потому что не умеет — закончил Олег.
— Точняк, откель знаешь?
— Там, где у тебя, мудака, учили людей обманывать, я преподавал. Прихваченное студеным молоком горло, начала зудить ангина. «Весело будет среди лета заболеть».
От беспокойный мыслей его оторвала показавшаяся из-за угла стоявшего напротив дома подруга Дымка с накрученной на кисть руки пустой сеткой — ни картошки, ни капусты, как, впрочем, она и предполагала, в коопторге не было и в помине. Приятели поднялись ей навстречу.
— Привет, красивая, ты почему босиком?
— Каблук сломала, — огорченно повертела она беленькой, под юбку, туфелькой — в чем теперь ходить, не знаю.
— Новые купишь.
— На что?
— На денежки — Святой подал ей заранее приготовленную тысячу, — пошерсти город, возьмешь Сереге все, что он просил, а это на черный день — опустил он в висевшую на растопыренных пальцах туфлю золотую цепь, — филки кончишь, продашь.
— Спасибо, Олег.
— Не за что. Дымок — мой друг. Шустри, давай, утречком заеду. Мешок на тюрьму упрем и заодно подкричим твоего милого.
— Ниче лялька, — глазея Любане вслед, облизнулся Клим, — где он такую откопал?
— На Украине. Работать со мной будешь? — вернул его к действительности Святой.
— А как же! Пахать, не напрягаясь — одно удовольствие, да и масть кажется, хезает.
— Вот на ней и попрем. Завтра до обеда я у Сереги на централе поторчу, а потом к тебе загляну.
— Ладненько, — согласился Генка — забухаем?
— Извини, я до хаты — горло разболелось.
— Тем паче, сполоснуть необходимо.
— Да отвяжись ты, алкаш несчастный.
— Понял, на нет и суда нет.
Разбитым добрался Олег до квартиры и, не отвечая на вопрошающий взгляд жены: «почему не на работе», раздевшись, не похоже на себя побросал одежду на коврик у кровати и зарыл покрытый испариной лоб в свежепахнущие наволочки подушек. «Что за полоса канает? Все перемешалось: хандра, температура, откупился путем» — вспомнил он раздутый деньгами карман спортивных брюк — «правда, при этом собаку убить пришлось. В рот меня мама целовала, забыл со штанины запекшуюся кровь отшоркать», — это последнее, о чем успел подумать Святой и бред уволок его сознание в своей огнедышащий мир.
…В этом измерении горел лес. Плескались паром кипящие ручьи, нестерпимая боль жгла тело, увитые пламенем падали деревья и так всю протяжно тягучую, по-летнему короткую ночь.
— Где интересно умудрился в такую жару простыть? — встретила потухшие глаза мужа до сих пор не спавшая Лена.
— Не знаю. Время сколько?
