— Что теперь делать-то будем?
— Не трусись — ткнул он отточенным, как бритва солнечным зайчиком клинка в алую пену хрустнувших резцов пасти и с усилием нажав на пластиковую рукоять орудия убийства, потянул на себя прокушенную слюнявую сумку, — расстегивай ошейник и волоки эту кобылу к забору.
— Зачем? — растерялся Генка, — давай здесь оставим.
— Нельзя, «рыбина» с работы припылит и ментов вызовет, а так подумает, что кобель сорвался и просто сбег.
— Все равно она им брякнет, когда заметит, что в хате кто-то был.
— Вот потом пусть звонит.
— Не понял?
— Мерин бухой в квартире дрыхнет.
— Че, в натуре?! — обрадованно схватил Клим за корень хвоста труп и, напрягаясь, попер его через ограду.
— Представляю, какой ночью концерт будет! Есть хоть за что этому мудаку хлебло набить?
— Есть, — перебросил через заплату свежеструганных досок забора Олег сумку с деньгами и подсобил подельнику туда же перевалить дохлую овчарку. Теперь командовал Генка.
— В стайку этого волкодава. Зароем и вместо памятника, сверху поленницу дров сварганим.
— Ништяк, — одобрительно кивнул Святой, и спустя полчаса, устало воткнув штыковую лопату в мягкий грунт земляного пола сарая, присел на «козла» для распиловки бревен, а приятель, собирая яйца, гонял в затянутых паутиной углах помещения перепуганных куриц.
Олег распечатал одну бутылку пива и с наслаждением поперхнулся учащенным дыханием янтарным напитком «Жигулевского». Вернувшийся Клим деловито сполоснул в цинковой ванне с тухлой водой большой алюминиевый ковш и, расколотив в него пять яиц, залил их пивом второй бутылки.
— Не вздумай пить эту бурдомагу, обдрищешься, — вполне серьезно предупредил его Святой.
— Не понимаешь ты ничего в красивой житухе — сожалеюще усмехнулся Генка, помешивая черт знает что, выломанным из метлы прутиком.
— Свисток от этого нектара дымит сутки, всех баб на нашей улице перетрахаю.
— Вы что тут секретничаете? — просунула лукавые глазищи в приоткрытую дверь стайки, неслышно подошедшая Наташка и, увидев у ног Олега кучу «капусты», обомлела.
— Не боись, кудряшка, проходи, я с твоим братцем банк ограбил, пока ты за молоком толкалась.
— Мне и не страшно нисколечко, просто раньше я столько денег никогда не видела.
— Вот и молодец, — поворошил Святой кроссовками купюры, — разбанкуй это богатство на две доли и себе на платье за работу возьми.
Словно ураганом сдунуло Клима в хлопнувшую дверь. Охнула ничего не понявшая сестра. Мгновенно среагировавший Олег кинулся за подельником, а тот молчком вломился в деревянный без крыши туалет и едва успев стянуть штаны, опустился на толчок. Блевал и поносил Генка одновременно. Через перекошенный гримасой боли рот, летели пельмени, а снизу реактивно била жгучая струя пива с яйцами.
