Дорогу длиной в двести метров, от Самтаврийского монастыря до Светицховели, он проходил за час, благословляя всех при встрече и притворяясь, будто ему трудно идти. А иногда нёсся, как ветер, и я, молодой, едва успевал за ним.
Ещё живя в миру, зашёл я однажды в Сионский кафедральный Собор. Архиерей служил молебен святой царице Тамаре. В это время в храм вошёл отец Гавриил. С его приходом я явно ощутил благодать. Он встал рядом с архиереем. Окинув взором присутствующих в храме и не увидев подобающего почитания святой царицы Тамары, он вышел на амвон и обратился к верующим: «Сделайте земной поклон! Как вы стоите перед такой великой святой во время молебна?!» Люди встали на колени, отец Гавриил тоже с плачем упал на колени. «Босиком шла перед войском, постилась, день и ночь молилась, чтобы победить врагов. А вы даже колени приклонить пред ней не хотите!» — горько восклицал он. Все присутствующие устыдились.
Однажды после литургии в Страстной четверг мы пришли из Светицховели в Самтаврийский монастырь на трапезу. Из кельи отца Гавриила доносился плач. Я спросил, что случилось. Одна из сестёр ответила: «Отец Гавриил всю Страстную седмицу плачет, каждый день молится за нас и просит Господа помиловать нас». Я глубоко задумался: будет ли у меня когда‑нибудь такая сильная вера и такое молитвенное дерзновение.
Мы с друзьями часто ходили в Светицховели. Однажды после воскресной службы владыка Даниил пригласил нас на трапезу в Самтаврийский монастырь, а потом благословил ехать в Тбилиси. Вдруг из башни раздался голос отца Гавриила: «Куда вы собрались? А у меня не берёте благословения?» Мы с радостью подошли к старцу. Он пригласил нас в келью и сказал: «Пришли по собственной воле, а уйдете по моей. Теперь я буду угощать вас по–своему». Мы только что вышли из‑за стола и не могли больше съесть ни кусочка. Но отец Гавриил благословил сестёр нести всё, что найдётся, и не забыть о «профессоре». Какая‑то сила заставила нас столько ещё съесть и выпить красного вина, что мы сами удивлялись. Во время трапезы отец Гавриил шутил, пел. Мы были счастливы и часто потом вспоминали этот вечер.
Накануне пострига у меня и у моих духовных братьев было особенно приподнятое настроение. Отец Гавриил, заметив это, строго, но с большой любовью спросил: «Ай, вы, «бандиты», неужели считаете, что вы уже монахи?!» Потом каждого обнял и добавил: «Люблю вас всем сердцем. Много испытаний и трудностей придётся пережить вам!» — и из его глаз потекли слёзы.
