О боже. Я прямо как Персефона. С трудом я остановила собственную болтовню приступом вымученного кашля.
Генри терпеливо ждал, пока я успокоюсь.
– Тогда завтра вечером?
Он сказал это так серьезно. Я глубоко вдохнула и кивнула.
– Да. Да, завтра подходит идеально.
На меня накатило облегчение, недоверие и замешательство рассеялись. Все было хорошо. У нас все было хорошо. Почему мы просто не поговорили раньше? Это было так легко.
Я взяла Генри за руку и потянула его за тележку с посудой, чтобы поцеловать. Всему кафе было не обязательно это видеть. В принципе, меня раздражали тискающиеся в школе парочки, но сейчас все было по-другому. Генри, казалось, тоже так подумал и притянул меня к себе. И только когда болельщики «Арсенала» начали кричать и аплодировать, а Генри осторожно отстранился, я поняла, что поваренок отодвинул нашу маскировку.
Как неловко.
– Просто не обращай внимания, – сказал Генри и погладил меня по волосам. Конечно же, в отличие от меня, он не покраснел.
– Так что ты нашел о сенаторе Тоде? – прошептала я.
Генри заговорщически улыбнулся.
– Я подозревал, что его бредни укладываются в систему, помнишь?
– Конденсатор Тито... О да.
– Тото, – поправил Генри. – Мне потребовалось некоторое время, но потом я понял: это анаграмма!
– Это как Анна, шалаш и «Аргентина манит негра»?
– Да, но это палиндромы – слова, которые одинаково читаются как в прямом, так и в обратном направлении. А в анаграммах буквы меняются местами. Сенатор Тод Норд. Дракон Торенд. Терракот и контрданс. – Он улыбнулся мне. – Он не врал – он всегда называл свое имя.
Его энтузиазм был заразителен.
– И что, ты знаешь этого типа?
– Еще нет, – ответил Генри. – Но Гугл знает. Его имя...
– Нет! Нет, не говори! Я хочу разгадать сама, я люблю такие загадки. – Я потащила его к нашему столику. – У кого-нибудь есть ручка и листок бумаги? Салфетка тоже подойдет.
– Обеденный перерыв закончится ровно через минуту, – заметила Персефона.
Проклятье.
– Если вы не съедите все, завтра в семье-солнце не будет никакого солнца.
Разведя руки в стороны, мама смотрела на нас с Миа. Я боялась ее. Не столько того, что она вся была в муке и выглядела почти как зомби, сколько того, что ее глаза сверкали так зловеще и решительно. Везде вокруг нас – на столе, на полках, на подоконнике – были кексы, целая гора кексов, и все они выглядели горелыми, заплесневевшими и неаппетитными. Когда я взяла один в руку, корочка лопнула, и оттуда выполз червяк.
