Вторая книга сновидений | страница 22
Я положила руки на плечи Генри и притянула его к себе гораздо ближе, чем требовалось.
– Ты хорошо пахнешь, – прошептала я.
Это было не совсем то, что я хотела сказать, но первое, что пришло на ум.
– Это не я, а нечто с непроизносимым немецким названием, которое испекла Лотти.
Генри не сделал ни единого движения, чтобы меня отпустить. Если бы это зависело от меня, ему бы никогда не пришлось это делать. К сожалению, мы были не одни.
– Я всех приглашаю! – воскликнула Лотти.
Кстати, на ней были те самые тапочки, которые она сваляла Чарльзу на Рождество. В последнюю минуту Лотти передумала их дарить. Потому что некоторые люди просто могли не понять значения самодельных подарков, сказала она. Это было мудрое решение, потому что в Сочельник он презентовал ей завернутого в полосатую фольгу шоколадного Санту. Маленького шоколадного Санту. На фоне этого японская кошка счастья казалась просто бриллиантовой.
– Это совершенно спонтанная добро-пожаловать-домой-наши-маленькие-лыжницы-вечеринка, – просияла Лотти.
Если Чарльз и разбил ей сердце, она это хорошо скрывала.
– Мы также репетировали приветственную песню, – насмешку в голосе Флоренс было трудно не заметить, – но что, черт возьми, рифмуется с «желторотиками на лыжах»?
– Привидение в Париже, – предположил Грейсон.
– Глупости, – возразила Эмили, и даже не видя ее, я точно знала, какое лицо она сделала.
– Нет, глупости не рифмуются. А вот комок грязи в мутной жиже – да. И Лив мороженое лижет, – сказал Грейсон, и я глупо хихикнула в пуловер Генри. О, вернуться домой было действительно здорово. – Показав язык бесстыже.
– Что же девочкою движет? – добавила Миа. – Не нужны ль ей пассатижи? – Она толкнула меня в спину. – Эй, твои пассатижи преграждают мне путь к пирожкам.
Пирожки оказались воздушными, мягкими дрожжевыми пончиками, начиненными сливовым джемом, и следующие двадцать минут жизнь была просто прекрасной. Сидеть на кухне в окружении моих любимых людей, пить горячий шоколад и есть вкусную выпечку – ничего лучшего в данный момент я придумать не могла. Все говорили одновременно: Миа рассказывала (с набитым ртом) очередные выдумки о горнолыжном отпуске, Флоренс болтала о вечеринке, которую они с Грейсоном планировали устроить в честь своего восемнадцатилетия в феврале, а Лотти – о баварском креме, который она собиралась наколдовать для нас завтра.
Я никак не могла отпустить Генри, мы держались за руки под столом, слушали, смеялись и время от времени переглядывались, и после второго пончика мне показалось, что в следующую секунду я взорвусь от счастья. Ну, может быть, не только от счастья – эти пончики, хоть и казались воздушно-легкими, но в желудке, казалось, удваивались в размере. Я чувствовала, как сытая, довольная улыбка расползается по лицу без малейших усилий с моей стороны.