— Да, я помогу тебе. Но сначала похудей!
Патрисия согласно закивала и тут же поймала себя на новом ощущении: у нее зарождается второй подбородок.
Мать и дочь удрученно прислушались, как на площади препираются попугаи. Что могли друг другу сказать эти идиотки?
Патрисия выдохлась. Капитулировав перед дочерью, она готова была и к другому отречению: зачем принуждать себя к изменениям? Если время приступило к своему труду по разрушению ее тела, мудрость состояла в том, чтобы принять эту данность… разве не так? Если не мудрость, то, во всяком случае, лень. «Ужас, как я обленилась…»
— Но зачем мне вся эта канитель? — снова заговорила Патрисия.
— Ты шутишь?
— Нет ничего мучительнее диеты. Трудно побороть привычки. Да и для чего?
— Для себя.
— Для меня? Мне наплевать. Во всяком случае, я решила на это плевать.
— Ты смеешься? Ты же на себя плюешь, а значит, себя не уважаешь. Ну и потом, если бы ты постаралась, это было бы и для меня.
— Тебе за меня стыдно?
Конечно, так оно и было, но Альбана понимала, что сознаться в этом было бы слишком жестоко.
— Вовсе нет. Но если бы ты взяла себя в руки, я, наверно, гордилась бы тобой. А?
Довольная своим ответом, Альбана закусила удила:
— И потом, кто знает, ты могла бы встретить мужчину…
Патрисия никак не отреагировала на последнюю фразу.
Альбана не сумела прочесть ничего на бесстрастном лице матери, и брякнула:
— Ну да! С чего бы это твоя жизнь была кончена?
— Моя жизнь?
— Твои привязанности… твои любови…
Она не решилась добавить «твой секс», она ненавидела резкие и прямые выражения, а о сексе могла говорить только резко и грубо.
Патрисии пришло в голову: «Так вот что такое счастье в представлении моей дочери: подцепить мужика! Какая пошлость! И никаких амбиций! Мучить себя, скручивать в бараний рог, идти на жертвы, и все ради того, чтобы бросить себя в лапы самца! Вот убожество…» Но она только проворчала жалобным голосом:
— О, мужчину… в моем-то возрасте…
Альбана вспыхнула, вдруг поняв, что мать права:
— Куча людей меняют жизнь после сорока пяти. Ты не станешь первой вдовой, вышедшей замуж.
На сей раз Патрисия бросила на дочь неодобрительный взгляд. Та почувствовала это и пробормотала:
— В конце концов, ты не обязана выходить замуж… Но ты не была бы одна… и была бы счастлива…
«Поразительно… Когда подумаешь, для чего она бунтует и оригинальничает… Она, несомненно, хочет сказать, что счастье — это пристроить свою мать и больше никогда не вспоминать о ней. Да, видимо, так оно и есть».
