. Принести в жертву политической целесообразности жизнь невинного человека — это подлость. Но еще большая подлость — разбить его семью, обесчестить страдальца и самое его имя смешать с грязью. Те, кто приложил к этому руку, вероятно, для успокоения собственной совести упирали на благородство цели или требования национальной безопасности, но в конечном счете совершённое ими было не только дурно, но и опасно. Созданная и распространившаяся их усилиями удушливая атмосфера ненависти и параноидальной подозрительности не рассеялась и после падения царского режима. Ее ядовитое влияние подтачивало как действия России на фронтах, так и попытки Временного правительства, сменившего царскую власть, управлять страной.
Обратимся к общественному мнению. Почему столь шаткие доказательства вины были восприняты широкими кругами гражданского общества с таким полным доверием? Конечно, во многих воюющих государствах опыт Первой мировой войны породил истерию на внутреннем фронте>36. Вера в то, что почти во всех российских несчастьях виноваты козни коварных заговорщиков, вероятно, отвечала некой тайной психологической потребности. Однако те конкретные формы, которые приняла в России шпиономания в годы войны, были обусловлены также глубоко двойственным отношением к капитализму, открытым и тайным антисемитизмом и некоторыми культурными стереотипами в отношении женщины.
И, наконец, в деле Мясоедова/Сухомлинова неожиданным образом оказались высвечены некоторые черты будущих судебных практик сталинизма. Речь идет, конечно, не о масштабе и суровости репрессий. Непозволительно ставить знак равенства между несправедливостью, пусть ужасной, в отношении Мясоедова и террором и массовыми убийствами, учиненными в тридцатые годы Сталиным. Однако юридические и полицейские процедуры 1915 и 1937 годов имеют нечто общее — это презумпция виновности. В деле Мясоедова, как и впоследствии в годы сталинских репрессий, всякий, на кого падало подозрение, считался потенциальным преступником. Не нужно тратить силы на выяснение мотивов преступления, на поиск свидетелей, на исследование доказательств. Для установления виновности достаточно простой возможности (то есть физической возможности для обвиняемого совершить инкриминируемое ему преступление) и связей (контактов с подозрительными лицами).
