Дар сдвинул брови.
— Но ведь вы тут создаете истории. Они должны быть созданы, и к реальной жизни отношение по определению имеют весьма приблизительное.
— Могут иметь и более близкое отношение, еще как могут. — Строганов поджал губы. — В учебниках по истории превеликое множество поистине великих историй.
Утверждение это показалось Дару знакомым — он словно бы вернулся в кабачок Чолли. Горло его сжалось от волнения, и он прокашлялся.
— Послушать вас — так это просто-таки образовательный проект.
— Ш-ш-ш! — Строганов прижал палец к губам, опасливо оглянулся и испустил вздох облегчения. — Слава богу, никто вас не услышал!
— А что такого? — изумился Дар. — Что не так с образованием?
— Тише, прошу вас! — Строганов снова затравленно огляделся по сторонам. — Ни в коем случае не произносите здесь этого слова!
— Но почему? Что такого с обра… ну, вы меня понимаете?
— Да, с этим самым, что оно набирает крайне низкие рейтинги, — негромко отозвался Строганов. — Такие программы смотрят жалкие горстки зрителей.
— Да, но жалкие горстки в масштабах всей Терранской Сферы — это все же довольно много людей! Любая горстка — это триллиона полтора человек!
— То, что в данном случае «горстка» приблизительно равняется миллиарду человек, — это я понимаю, — кивнул Строганов. — Но зато это не желают понимать владельцы этой корпорации. Им нужно единственное: содрать как можно больше денег за самое популярное шоу.
— Вот как… — нахмурился Дар. — Стало быть, вы не осмеливаетесь снимать ничего обра… ничего по-настоящему глубокого. В противном случае зарубят на корню сценарий.
Строганов кивнул:
— В общих чертах все обстоит именно так.
— А вам это не по душе?
Строганов растерялся, но все же покачал головой.
— Значит, вы не любите свою работу?
— О, она мне очень нравится… — Строганов снова нервно оглянулся. — В ней по-прежнему остается привкус романтики, какие-то остатки былого величия, которое царило здесь, когда я еще был малышом. И потом… это действительно волнующе: создавать фильмы даже тогда, когда в их основе лежит какая-нибудь совершенно тривиальная чушь. Просто… скажем так: порой я устаю от этого, вот и все.
— Но почему?
— Потому что я мечтал об обучающих проектах, — ответил Строганов и взглянул на Дара с мягкой, печальной улыбкой. — Мне хотелось, чтобы меня слушали не несколько увлеченных студентов в классе, а огромная зрительская аудитория — миллиарды людей, которым это совсем неинтересно, которые вовсе не желают знать никаких «отвлеченных фактов» насчет Сократа и Декарта, Симона де Монфора и Хартии Вольности.
