Кондрат Иванович словно почувствовал:
— Если не нравится деревянная кобура, то есть и кожаная, только кожа жёлтая. Да и в нашу кобуру, от револьвера, он вполне заходит, если чуть разрезать, где ствол. Могу кобуры и отдельно выдать, их у меня избыток.
— Беру! — согласился Борис. — Пять штук и пять кожаных кобур к ним дополнительно. Остальные возьмем ТТ.
Старшина быстро нашёл подходящий ящичек и сложил туда запрошенный товар. Накидал сверху пачек с немецкими патронами.
— Борис, спроси старшину, может у него и противотанковые ружья польские есть?
Боря спросил. Ружья имелись — шесть штук. Каждое в твёрдом чехле с замками. Решили одно взять.
— Только смотри комбат не ошибитесь, когда стрелять будете, — проинструктировал старшина, когда принес патроны в пачках по двенадцать штук. Патроны смотрелись непропорционально — толстая и длинная гильза заканчивалась маленькой пулькой. — Вот эти — голубые, — учебные, с деревянной пулей. Человека, конечно, убьют, но от чего потвёрже — отскочат. Вот эти — со свинцовой пулей, и только вот эти, с чёрной маркировкой — бронебойные. Патронов к ним мало, поэтому даю десять пачек бронебойных, пять обычных свинцовых и две учебных.
Гранат получили, как запрашивали. Гранаты вещь дефицитная. Нашлись и мины, противопехотные и противотанковые. Старшина сказал что при необходимости может десятка два выдать.
На всё это получение оружия ушло два часа. Хорошо, что Борис своего зама оставил на хозяйстве. Бойцы уже должны были позавтракать и приступить к работам. Уже перед выходом из склада, Глеб сказал комбату:
— Ты намекни ему, что обстановка накалилась и ожидается массовое нападение бандеровцев. Семью, если объявят эвакуацию необходимо тут же отправить подальше. На склад наверняка нападут, если туго придётся, может к нам перебраться, тут двести метров всего. Сапёры опытные нам нужны.
Боря всё сказанное выложил и даже в сторону забора с вышками махнул:
— Если приспичит, Кондрат Иванович, мой батальон вон за тем забором, где вышки караульные. Тоже готовимся к встрече. Рад буду вас видеть целым и здоровым. И транспорт у нас есть, место в машине всегда найдём. А семью, всё же, отсюда отправьте, целее будут.
Старшина Рябинин сказал спасибо, на этом и распрощались. А комбат даже не подозревал, насколько слово эвакуация больно хлестнуло по чувствам заведующего складом. В тридцать девятом, старшину уже эвакуировали. Освобождали госпиталь от раненых перед наступлением на Карельском перешейке. Эвакуировали их автомобильным транспортом к железнодорожной станции, а там уже санитарными поездами в крупные города. Нет, их не выбрасывали в мороз и неизвестность. Постелили в кузова грузовиков сено, тепло одели. На Кондрата медсестра даже надела один валенок, второй подложила под раненую ногу, завёрнутую поверх бинтов еще и куском шинели. Укрыли двумя одеялами и поехали. Ехать было два часа по заснеженной дороге среди елей и сопок. Но то ли у них была совсем убитая полуторка, то ли плохой водитель, то ли не повезло, но на середине пути машина встала. Шофёр, поковырявшись полчаса в моторе, попросил у них прощения и ушёл за помощью. Когда их через шесть часов дотащили до станции, из пятерых, лежащих в кузове выжило только двое. Не любил старшина после этого слово "эвакуация". Плохое это слово.
