В конце-концов, когда годы тяжким балластом накопились в душе и в сердце, шкипер решил найти местечко поудобней, и нанялся во флотилию снежных сейнеров, добывать снейков и зеленелу, и всё прочее, что случается добыть в море. Казалось, здесь спокойней. Кораблик ему достался что надо, — не норовистый новик, которому ещё притираться и притираться бортами к морю, и не старая лохань, плохо слушающаяся штурвала и постоянно жалующаяся на судьбу, а вполне проверенный, зацелованный штормами и морем «Пеликан». С высокой мачтой, хрустящими парусами, добротными бортами, проклепанный медными скобами, и полуторными сноубордами, способными не только нести сейнер по морю, но и служить запасниками для улова. Вот только и здесь спокойной жизни не оказалось. Потому что стаи снейков постоянно мигрировали, вынуждая рыболовов уходить вслед за ними всё дальше и дальше от берега.
— Вернусь с лова, брошу всё, уйду на покой! — в сердцах говорил шкипер каждый раз, когда сейнеры снаряжались для выхода в плавание.
Он уже и местечко присмотрел — на вершине холма, что возвышался над грузовой гаванью. Там, в окружении высоких сосен, можно поставить крепкую хижину, не боящуюся ни вьюг, ни града. А в погребке держать наготове пару бочонков темного эля, который приятно потягивать из высоких глиняных бокалов у горящего очага, травя байки со старыми моряками, сошедшими на сушу, или же просто слушать завывание ветра в трубе. И вот тогда пусть стучат в закрытые ставни хоть все-все ветра и все снега мира, но он им не откроет. А возьмет потеплее плед, укроет старческие натруженные в долгих вахтах колени, и будет дремать, пока его песок в незримых часах жизни не перетечет на самое дно.
Вот только все понимали, что последний сезон у шкипера, которого за чуткость к молодняку прозвали в порту Папашей Ло, случится не скоро. Да и — настанет ли он, этот последний сезон? Ведь чаще моряки заканчивали век не в уютной постели, а где-то там, в глухой морской ночи, когда не видно и не слышно ничего и никого, когда помощник не успеет вот так, как сейчас, выкрикнуть: «на пятке!». И сейнер, набравший ход, переломится, как сухая ветка, и те, кто будет барахтаться после в море, не успев надеть мореступы и тулупы на гусиных перьях, станут завидовать другим, — которые ушли на дно вместе с кораблем.
Молодым да вертким иногда удавалось вынырнуть и с двадцатиметровой глубины, ходила легенда о матросе, спасшемся с корабля, который ушел на верную сотню метров. Да только легенды тем и примечательны, что все их слыхали, да никто произошедшего не видал. Это как байки о путешествиях в Великую Бездну.
