Остальное бабье вновь обрушило на опера кучу упреков. Промучавшись еще с полчаса подобным образом, Хусаинов решил завязывать. Для себя он понял, что о смерти Фотиева Дрожжина до сего времени не знала, и мыслей своих скрывать не умела.
С облегчением расставшись с нервными дамами и получив в спину еще десяток упреков, Хусаинов направился к дому Николая Дрожжина, который жил отдельно.
Складывалась вполне правдоподобная версия. Николай Дрожжин, обидевшись за сестру, прирезал подлеца-любовника. Пока из всех проходящих по делу он имел наиболее веский мотив. В армии же, возможно, приобрел привычку убивать.
Поднимаясь в квартиру Дрожжина, Хусаинов на всякий случай переложил пистолет в боковой карман пиджака.
Дверь распахнулась сразу после звонка. На пороге стоял невысокий небритый парень в майке и мятых спортивных штанах. Он хмуро посмотрел на сыщика и неожиданно спросил:
— Документы есть?
Хусаинов разозлился. Этот деятель будет еще права качать! Он, нависнув над Николаем, резко взял его за плечо и втолкнул в квартиру.
— Сейчас я тебе покажу документы!
В следующую секунду Хусаинов обнаружил, что лежит, упираясь лицом в пол, а к его затылку прижат ствол его же собственного пистолета. Сыщик непроизвольно рванулся, но правую руку прострелило мгновенной невыносимой болью. Дрожжин вывернул руку еще сильнее и коротко, без всякого выражения, приказал:
— Замри.
— Вот за это ты сядешь. Я сотрудник милиции! — иногда удавалось взять на испуг.
Дрожжин куда-то убрал пистолет и быстро обшарил карманы поверженного соперника, вытащив удостоверение.
— "Хусаинов Марат Ахметович, капитан милиции, состоит в должности старшего оперуполномоченного УР"… Какое отделение?
Хусаинов ответил.
— Должность?
— Зам по розыску.
Дрожжин ощутимо напрягся.
— Не совпадает.
— Ксиве уже три года. Новую не получал.
Через несколько секунд Дрожжин резко поднялся, отпустил опера и шагнул к телефону. Приподнявшись, Хусаинов отметил, что пистолет направлен ему в солнечное сплетение. Грамотно, черт возьми!
С тем же хмуро-равнодушым выражением лица, с которым он открыл дверь, хозяин квартиры быстро накрутил номер. Опер попытался определить его на слух, но неудачно. Дрожжину наконец ответили. Однако вместо нормальной речи он понес совершенную абракадабру.
— Алло, это К-25-24-15. У меня скандинав и плюс семь. Хусаинов Марат Ахметович, Москва-шесть… Есть, жду. — Дрожжин положил трубку.
У Хусаинова появились некоторые сомнения относительно виновности этого хмурого типа. Явный профессионализм не очень-то сочетался с поножовщиной в общаге и грязными стаканами. Дрожжин, наверное, мог бы разделаться с Фотиевым просто голыми руками.
