Дмитрий Иванович поднялся с трона, сделал шаг к Пересвету, спросил требовательно:
— Что наказывал Сергий, отправляя ко мне?
— Преподобный благословил меня на подвиг, сказал, что иду я не на простую брань, когда два воинства силою померяются, но что станет поле брани судным местом, где произойдет Суд меры и правды Бога над человеком.
— Не потому ли сказано Иисусом Христом: «Не мир я принес, но меч».
Как только великий князь назвал имя Спасителя, схимонах вздрогнул и резко воздел руки к божнице:
— Силу непобедимую, Христе, Матери Твоей мольбами перепоясай князя нашего, помоги ему поганых одолеть; ибо Ты один державен в бранях!.. А меня, многогрешного, прости, Господи! Прости, Господи, за шатания мои, да ведь Тобой же молвлено в тяжкий предсмертный час: «Если возможно, да минует меня чаша сия!»
Дмитрий Иванович тоже обратил взор на икону Спасителя, добавил вполголоса:
— «…Впрочем, не как Я хочу, но как Ты».
И опять вздрогнул всем своим крупным телом Пересвет, повернул голову к великому князю, и Василий увидел, что глаза его в свете падавшего через узкое верхнее окно предвечернего света не темные, но светло-серые, ясные, а взгляд их мягкий и добрый. Дмитрий Иванович воздел над головой десницу и возложил ее на плечо Пересвету, а левой рукой указал в сторону Ордынской дороги:
— Я не поведу тебя туда, Александр, прежде чем не заглянешь ты во мрак души своей и не увидишь в ней искры того огня, которым горел ты и будучи воином, и будучи сподвижником Сергия, печальника земли Русской. Трудами и подвигами живя в дне нынешнем, Сергий духом устремлен в день завтрашний. И, созерцая этот завтрашний день, понимает он лучше других, что счастлив его народ может быть не прежде, чем обретет свободу духа. А это — цель, плата за которую не может быть чрезмерной. Вот почему дал он благословение.
— Ты думаешь, государь, — вдруг воспламенел и воодушевился Пересвет, — что не только нам с тобой, но и всем заскорбевшим инокам, всем людям русским передал преподобный Сергий высоту своего духа, не только в наших с тобой сердцах, но в сердцах всех пробудил веру в себя, в свои силы?
— И думаю, и знаю, и верую! Иди, Александр! Ночь остатнюю лучше всего провести тебе в келье Чудова монастыря, наедине со Всевышним, да укрепит Он тебя духом и разумением!
Оставшись в палате вдвоем с отцом, Василий отважился на вопрос:
— Но как же, скажи, мог игумен Сергий передать свою веру сразу всему народу?
Отец долго обдумывал ответ, подбирая слова, доступные девятилетнему отроку, и так молвил:
