— Я надеюсь, ты догадываешься — кто перед тобой стоит? — спросило существо твердым и громоподобным голосом. Эхо разнеслось по церкви и затухло где-то в отдаленных ее уголках. Герман почувствовал, как его спина окатилась холодным ветерком, но дрожи по телу не было, ноги слегка осели.
— Я догадываюсь, — ответил он, глядя в глаза существу (Герман поднял голову, чтобы смотреть на образ чудовища), — ты Дьявол. И, вероятно, я вызвал тебя. Я не думал, что это у меня…
— Не думал?! — существо засмеялось, и церковь вновь окатила волна громоподобного звука. — Я пришел, потому что так захотел.
— Но, что тебе нужно от меня? — вопрошал Герман. — Разве я могут дать что-то тебе?
— Ты прав, — ответило существо, — у меня все есть. Но кое-что ты можешь сделать.
— И что же? — поинтересовался Герман.
— Видишь эту книгу? Ты выронил ее из рук.
— Да, это библия, — ответил Герман.
— Люди стали иными. За много тысяч лет они изменились. Не такими я видел их, когда они впервые появились на Земле. Они испортились, начали убивать друг друга. Почему они стали такими?
— Разве я могу судить их, ведь я такой же, как и они, я человек.
— Отвечай немедленно, не увиливай! — приказал дьявол. — Лишь одно слово.
— Свобода, — ответил Герман, не думая.
— Нет!
Герман задумался. И тут он вспомнил, как люди стремились получить богатство.
— Справедливость.
— Нет, но близко. Еще одна попытка.
Герман подумал о власти и гордыни.
— Алчность.
— Да. Я тоже так решил. И поэтому проклял ваш город. Люди стали слепы и глухи, они не замечают того, что перед их носом, они не ценят жизнь, данную им. Они не умеют слушать. Чтобы отыскать в океане причин истину надо уметь слушать. А чтобы научиться слушать, что нужно?
Дьявол проверял Германа, и он знал и чувствовал это. Дьявол мог читать мысли, и потому Герман старался не проговаривать в уме свои идеи. Он улавливал мысли, соединял их в логические цепочки и говорил лишь выводы.
— У тебя всего одна попытка, — грозно сказал Дьявол.
— Чтобы научиться слушать, нужно уметь прислушиваться в тишине.
— Верно. Тот, кто не научился мастерству тишины, не дано обуздать и понять причину. За алчностью, порождающей ненависть и гордыню, люди перестали слушать, они видели лишь себя, они потеряли веру, и мир вокруг стал невидим для них.
Герман вспомнил о своих умерших детях, и им овладела скорбь, ненависть и отчаяние пробудилось в глубинах его сердца.
— Я потерял шестерых детей, смерть забрала их. — От горьких воспоминаний у него накатывались слезы. — Я знаю, что дать жизнь ты не можешь.
