— Почему вы так изогнулись? Они над вами издевались? — спросил Руперт.
В ответ тишина. Заключенный, молча, глядел на Руперта, казалось, он боялся его и одновременно изучал его.
— Ах, да, я совсем забыл: вы же не понимаете меня, — сказал с досадой Руперт. — Вам придется подождать здесь, присаживайтесь. — Он подвел заключенного к стулу и усадил его. Зазвенели цепи, и на шум вбежал конвоир.
Он о чем-то злобно закричал на заключенного, и тот в ужасе беспокойно встал, отпрянул от стула, и вновь согнулся пополам так, что его голова была на уровне коленей.
— О нет, нет. Прошу вас, — умоляюще завопил Руперт на конвоира.
Обменявшись несколькими фразами с конвоиром, из которых оба ничего не поняли, так как не владели языком собеседника, они разошлись с сомнительным, но дружелюбным пониманием своих требований. Солдат остался снаружи, а Руперт вновь обратился к заключенному. Его тело дрожало, он стоял, согнувшись, не поднимая головы.
— Что здесь за порядки? — возмущался Руперт. У нас в Европе так не обращаются с заключенными, даже с приговоренными к высшей мере наказания. И комнаты чистые, белье белое, и насекомые не ползают и не кусают людей. Даже досуг есть. В камерах компьютеры имеются, заключенные могут писать книги. А здесь — черт знает что.
Он выпрямил заключенного и тихонько, без стуков цепью, усадил его на стул.
— Вы сидите здесь, а я схожу за переводчиком, — сказал шепотом Руперт.
Он подошел к двери и собирался ее уже открыть, как вдруг услышал за собой тихий и дрожащий голос на английском языке.
— Не стоит.
Руперт обернулся с удивлением в глазах и замиранием в сердце.
— Вы говорите на английском языке?
— Да, — сказал шепотом заключенный. — Но не стоит повышать голос.
Руперт вернулся и сел за стол.
— Хорошо. Это здорово, — сказал Руперт, не повышая голоса. — Мы можем общаться тихо, чтобы нас не потревожили. — Вы Остапов?
— Да, это я. Хотя лучше бы я не был…
— Почему? Вам ведь повезло, вы избавились от казни, — сказал Руперт в пол голоса.
— Я не знаю, что лучше, — ответил Остапов, — или быстро уйти с этого мира, или вести жалкое существование до конца своих дней. Я знал, что в тюрьме несладко, но по-настоящему почувствовал и узнал лишь, когда оказался за стенами с проволокой.
— К вам относятся, словно вы не человек. Воистину, человек может адаптироваться к любым условиям существования, даже к таким, казалось, нечеловеческим. Это ужасно, неужели…
— Вы журналист? — спросил Остапов.
— Нет, я частный детектив. Занимаюсь расследованием одного дела. Скажите…
