Открыв первую мышеловку, она двумя пальцами взяла мышь за хвост и бросила ее в большую картонную коробку. Падре Анхель отворил входную дверь до конца.
- Добрый день, падре, - поздоровалась Тринидад.
Но его красивый баритон не отозвался. Безлюдная площадь, спящие под дождем миндальные деревья, весь городок, неподвижный в безрадостном октябрьском рассвете, пробудили в нем ощущение одиночества. Однако, когда уши его привыкли к шуму дождя, ему стал слышен с противоположной стороны площади кларнет Пастора, звучавший чисто, но как-то призрачно. Только после этого ответил он на приветствие и добавил:
- С теми, кто пел серенаду, Пастора не было.
- Не было, - подтвердила Тринидад, наклоняясь коробке с мертвыми мышами. - Он был с гитаристами.
- Часа два распевали какую-то глупую песенку, - сказал падре. - "От слез моих разольется море" - так, кажется?
- Это новая песня Пастора, - сказала Тринидад.
Падре стоял перед открытой дверью как зачарованный. Уже много лет он слышал игру Пастора, который метрах в полутораста от церкви каждый день в пять утра садился упражняться на своем инструменте, прислонив табуретку к подпорке голубятни. Будто у городка был механизм, который работал с неизменной точностью: сначала, в пять утра, бой часов - пять ударов; вслед за ними - звон колокола, зовущего к мессе, и, наконец, кларнет Пастора в патио его дома, очищающий ясными и прозрачными нотами воздух, насыщенный запахом голубиного помета.
- Музыка хорошая, - снова заговорил падре, - а слова глупые. Как ни переставляй, все одно: "От слез моих разольются грезы, меня унесут в твое море".
Он повернулся, улыбаясь собственному остроумию, и пошел зажигать свечи. Тринидад последовала за ним. На ней был белый халат до пят, с длинными рукавами и голубой шелковой лентой - знаком светской конгрегации. Глаза под сросшимися бровями блестели, как два черных уголька.
- Всю ночь ходили где-то поблизости, - сказал падре.
- У дома Марго Рамирес, - рассеянно сказала Тринидад, встряхивая коробку с мышами. - Сегодня ночью было кое-что почище серенады.
Падре остановился и устремил на нее взгляд своих безмолвных голубых глаз.
- Что было?
- Листки, - с нервным смешком ответила Тринидад.
Сесару Монтеро, через три дома от церкви, снились слоны. В воскресенье он их видел в кино, но за полчаса до конца сеанса хлынул дождь, и теперь он досматривал картину во сне.
Повернувшись, он всем телом тяжело привалился к стене, и насмерть перепуганные туземки, спасаясь от стада слонов, бросились врассыпную. Жена слегка толкнула его, но ни она, ни он не проснулись. "Мы уходим", пробормотал Сесар Монтеро и вернулся в прежнее положение, а потом проснулся - в то самое мгновение, когда второй раз зазвонили к мессе.
