Поскольку Алекс явно не собиралась уходить, Джеймс снова сел, чтобы снять нагрузку с больной ноги. Боль усилилась как раз перед появлением Алекс. Без сомнения, это был перст судьбы. Сирена поманила ничего не подозревающего простака, и он пошел на ее зов, отворив дверь.
— Я больше не даю уроков.
Сирена пела свои песни, расставляя сети. «Держи ухо востро, Мак».
— Но ты это делал?
Джеймс вздохнул.
— Да.
— Понятно. — Алекс подняла пустой стакан. — Не возражаешь? — Он кивнул в сторону холодильника, и она встала. — У вас здесь прекрасные места, — сказала она, наполняя водой стакан. — Кругом горы.
— Алекс…
Она подошла к окну в дальнем конце кухни и исчезла из поля его зрения.
— Я всегда обожала горы, хотя теперь привыкла к городу. Думаю, лучший вариант, когда перед домом горы, а позади город. — Алекс повернулась к Джеймсу. — А сбоку океан.
У него разболелась голова. От ее слов. От жары. Он расстегнул еще одну пуговицу на джинсовой рубашке и глубоко вздохнул.
— Верно, — отозвался он, размышляя, как бы заставить Алекс понять, что он не станет учить ее дочь верховой езде.
Задыхаясь в одежде, Джеймс потянулся к следующей пуговице рубашки и заметил, что взгляд Алекс последовал за его движением то ли с интересом, то ли с озабоченностью.
Что ж, если она вскоре не покинет его, то увидит много больше. Он готов был раздеться донага. Такая жара, черт бы побрал эту непрошеную гостью!
Джеймс подался вперед и обрадовался, когда Алекс отпрянула.
— Это все? — спросил он.
— Все. Значит, ты согласен заниматься с Куинни?
— О Господи! Я же сказал — нет. — Джеймс взял ее стакан, сделал большой глоток, потом вернул стакан. — Я прекратил эти занятия несколько лет назад и переключился на разведение животных, к чему всегда стремился.
Он вытер губы ладонью, и Алекс ощутила отчетливый запах мускуса. Давно забытое прошлое напомнило о себе, вернув ее в юные годы. Запыленные сапоги, вылинявшие джинсы, потертая шляпа, изношенные перчатки; непоколебимая уверенность в себе и ленивая улыбка, от которой таяло сердце. Не ее, разумеется. Других девушек.
Алекс судорожно глотнула и почувствовала, как волна жара, не имеющего никакого отношения к температуре воздуха, заливает ее щеки. Расстегнутая рубашка Джеймса открывала сильный загорелый торс с темными завитками волос, спускавшимися к бронзовой пряжке ремня. Поношенные джинсы плотно облегали сильные мускулистые ноги, привыкшие к тяжелой работе на природе.
Сейчас он еще больше олицетворял собой силу и мужественность, чем когда-то, а ведь и прежде Джеймс кружил головы.
