Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести] | страница 16

На распутье Василий Иннокентьевич покинул машину и, опираясь на массивную палку, пошел пешком по направлению к тому концу села, где жил Афанасьев, а я поехал к центру.

По легенде Василий Иннокентьевич должен выдавать себя за скотогона на монгольских дорогах, и сейчас трудно было узнать в нем всегда аккуратного и по-стариковски чистенького капитана Бабкина.

Поношенная шуба, покрытая выцветшей далембой и подпоясанная холщовым кушаком, собачья ушанка, развалившиеся ичиги совершенно преобразили Василия Иннокентьевича. Довершало дело заросшее седой дремучей щетиной лицо.

Метрах в двухстах от дома Афанасьева Василий Иннокентьевич остановил молодую женщину в семейском наряде.

— Скажи, красавица, кто тут у вас может ичиги залатать? Вовсе развалились, язви их... Ровно в чулках по грязи шлепаю.

Накануне целый день шел мокрый снег, и улицы действительно были непроходимы. Женщина смущенно зарделась от ласкового обращения прохожего.

— Сейчас, сейчас. Кто же у нас тут? Да вон Григорий Иванович... Налево, шестой дом. Жестяной конек на крыше. Видите?

— Пока не вижу, но найду. Большое спасибо, красавица. Дай бог счастья тебе.

Григорий Иванович хлопотал по двору. Он долго разглядывал ичиги Василия Иннокентьевича.

— Подлатать, паря, можно бы, да материалу нет.

— Уж найдите, я хорошо заплачу.

— Где же найдешь, коли нет...

Василий Иннокентьевич собрался было открыть Григорию подлинную цель своего визита, но в это время из сеней вышла Евлампия с помятым ведром в руке. Она поздоровалась с Бабкиным и стала скликать кур, косо посматривая на незнакомого гостя.

— Да уж как-нибудь через нет, — продолжал канючить Василий Иннокентьевич. — Пропаду я в такой обувке...

— Откуда будешь-то? — спросил Афанасьев, вдруг меняя направление разговора.

— Пришлый я, издалека, — уклончиво отвечал Бабкин.

— Каким ветром в наши края занесло?

— Скот перегоняем.

— Из Монголии чо ли?

— Оттуда.

— Жалко тебя. И правда — пропадешь, холера тебя забери. Пойдем в избу, может, отыщем чего.

— Спасибо, хозяин. Век буду молиться за тебя.

— А веришь в бога-то?

— Как все ноне.

— То-то и оно. Раздевайся.

Василий Иннокентьевич снял шапку, шубу и повесил на оленьи рога, прибитые к стене, стянул ичиги и прошел вперед, оставляя на яично-желтом полу мокрые следы, причесал редкие волосы и неумело перекрестился на передний угол.

Афанасьев взялся за ичиги.

— Подошву, паря, менять надо. Работы до полночи. Ночевать- то есть где?

— Разве в гостинице, если... Отстал от напарников.