Кто-то поддакнул ей в тон:
— Чудаков нынче хватает.
Но стоявший в дверях пожилой мужчина тут же скумекал, в чем дело.
— Вы лучше карманы проверьте. Наверняка, тут не чисто.
Бабы спустили мешки на пол, поставили их между ног и стали ощупывать свою одежду. Вдруг одна из них как завизжит:
— Обокрали! Гляньте — пиджак разрезали. Ну как я теперь — все деньги там…
— Надо остановить поезд, — подсказал кто-то.
Мужчина выругался:
— Дуры вы деревенские. Плакали они, твои денежки. Их уж, небось, пересчитывают где-нибудь в укромном месте. А вы — поезд… Много денег-то было?
— Восемнадцать тысяч, — рыдая, ответила женщина. — Два дня свинину на рынке продавала. А сколько хлопот было с этим поросенком, пока выкормила… Ох, батюшки, что же мне теперь делать. Хоть под поезд бросайся.
— Не надо рот разевать, — досадливо отмахнулся мужчина.
— Ну кто же мог подумать, — защищала пострадавшую другая женщина, постарше и посолиднее. — На вид — культурный молодой человек, одет прилично, парнишка с ним такой симпатичный — младший брат, наверное. Куда только милиция смотрит.
Та же, которую обокрали, показывала всем разрез на боковом кармане, — аккуратный, в виде буквы «Т»:
— По всему видать — специалист поработал, — заключил все тот же пожилой мужчина.
Я был словно в оцепенении, начав понемногу понимать, что произошло. Лида, угадывая, о чем я думаю, тихонько дернула меня за рукав и сунула мне в рот «петушка» — леденец на палочке. Костя тоже о чем-то думал, хотя, наверное, совсем о другом — к такому он уже успел приглядеться.
Поезд подъезжал к станции Обираловка — название, как нельзя кстати подходившее к этому случаю (сейчас это станция Железнодорожная). Тетка, у которой вытащили деньги, стала собирать вещи. «Пойду в милицию», — сказала она, вытирая косынкой мокрое от слез лицо. «Что толку, — пробурчал ей в ответ мужчина. — Их год ищи, не найдешь…»
Скоро уже и наша Электросталь. Везем мы с собой много всяких продуктов, и даже американские консервы — тушенку в красивых квадратных банках с ключиками.
Я вдруг вспомнил, как на рынке надули с этой тушенкой нас с Костей. Было это дня за три до первой моей кражи — «рывка», о котором я уже рассказывал. Тетя Соня, хозяйка, попросила нас сбегать купить тушенки, чтоб побыстрее приготовить борщ. На Рогожском Костя нашел мужичка, который торговал консервами из-под полы.
— Дешево отдаю, пацаны. Двести рублей за банку. Деньги позарез нужны.
Костя обрадовался, потому что за тушенку, как сказала нам тетя Соня, меньше трехсот не берут. Сунул мужику деньги, и мы побежали. Дома открыли одну банку, а там тряпки с землей. Тетя Соня развела руками: «Вот тебе и Америка». — «Не Америка, Соня, — внес ясность вошедший на кухню Король. — Это работа Бори Букахи, не иначе. Тот еще аферюга. Тушенку он вынимает и сам кушает, а банки запаивает и продает «лохам» да «скокарям». Ну ничего, «дрожжи» мы у него заберем… (На воровском языке «дрожжи», как я уже знал, означали деньги.)
