Помню, с какой радостью все мы слушали по радио сообщение о том, что немцев прогнали от Москвы. Появилась надежда на лучшее. Но голод все наступал.
Еще до школы я подружился с одногодком Костей, что жил по соседству. Замкнутый, неразговорчивый, он подкупал меня «взрослой» практичностью, сообразительностью. Этот пацан на лету все схватывал и тут же принимал решение.
Костин отец ушел на фронт в самом начале войны. Жил он с мамой и бабушкой. Мама работала на том же заводе, где и мои родители. С ним мы стали неразлучными друзьями, все свободное время проводили вместе, гоняя на детском велосипеде, который мне перед самой войной подарил отец.
Однажды Костя не зашел за мной после школы, как обещал. Подождав немного, я отправился к нему. Открываю дверь и вижу: лица у всех мокрые от слез, а Костина мама лежит, уткнувшись в подушку, и плечи у нее дрожат.
В этот день им пришла «похоронка».
…И мой отец стал совсем плох. Уже не мог ходить на работу, редко вставал с постели. Говорили, что у него рак.
Как дальше жить? Кроме хлеба, что получали по карточкам, еды не было никакой.
От знакомых мама узнала, что в городе Арзамасе есть богатый рынок и там можно обменять вещи на хлеб и крупу. В начале лета меня вместе с сестрой Машей снарядили в дорогу. Для меня это было первое в жизни большое путешествие.
Прямых поездов до Арзамаса не было, добираться пришлось с пересадками, на двух пассажирских, а потом на товарном поезде. Но мы с Машей, хотя и были голодные, не унывали.
Сестра к этому времени повзрослела, стеснялась при мне раздеваться. Расторопная, бойкая, смазливая на личико, она легко сходилась с людьми. Когда приехали в Арзамас, на рынке Маша быстро нашла какую-то бабку, торговавшую салом, и предложила ей мамину кофточку, юбку и еще несколько вещей, которые мы привезли с собой.
Бабка жила на окраине города в рубленом доме, держала двух свиней. Был у нее огород. Она привела нас к себе, угостила щами. А в обмен на вещи дала нам, помимо сала, пшена и три круглые булки хлеба собственной выпечки.
На вокзале мы долго ждали товарного поезда. Народу скопилось уйма, и когда поезд на Муром, наконец, подошел, пассажиры приступом взяли открытую платформу. Уже надвигались сумерки, и, едва отъехав от Арзамаса, все стали укладываться на ночлег. Мы с Машей положили мешки с продуктами под голову, укрылись стареньким маминым платком. Рядом, свернувшись калачиком, устроились двое мальчишек лет пятнадцати. Грязные, неряшливо одетые.
