Мир вокруг трещал и громыхал. Из-за поворота вдруг выкатился танк; он отвел орудие влево и выпустил в поле снаряд. Все больше и больше повстанцев бежало в сторону крутого мокотовского откоса; они волокли за собою раненых, яростно отстреливаясь от немцев. Гуркевич покачнулся и бессильно сел на мостовую.
— Вот меня и повело, — проговорил он шепотом. — Только теперь. Чертов токай!
Он боролся с подступавшей тошнотой; мир вокруг вертелся каруселью; грохот и треск слились в невообразимый гул. Гуркевич заслонил лицо руками. Танк приближался с адским скрежетом гусениц. Гуркевич сглотнул. Машина замерла в какой-то паре метров и навела на него длинный ствол пушки. Гуркевич отнял руки от лица. Шум в ушах немного поутих, образ мира сделался чуть четче, хотя остался мутным и дрожащим. И вдруг он увидел…
— Танк… — прошептал Гуркевич с ужасом. — Господи… Немцы!
Он в отчаянии подскочил, встал на нетвердые ноги и внезапно, уже не владея собой, затрясся в приступе рвоты. Танк грозно возвышался над ним; негромко урчал мотор. Гуркевич отступил на шаг. Чернело пушечное жерло, блестели дульные срезы пулеметов.
— Frau, Kinder… — пролепетал он как можно громче, указывая на юг. — Warschau Banditen… Ich… gehen…
Танк продолжал урчать; стальное тело его подрагивало. Гуркевич споткнулся, упал на тротуар, зацепился рукой за колючую проволоку, рванул ее, перевалился назад, на проезжую часть. Сквозь урчание мотора пробился приглушенный смех.
— Krank… больной! — проорал Гуркевич. — Не смеяться! Nicht lachen!
Хохот раздался вновь, на этот раз громче. Танк зарычал, задрожал и со скрежетом двинулся с места, обдав Гуркевича облаком выхлопов.
Перед виллой в Залесье остановилась доверху нагруженная сеном подвода. Соскочивший с нее мужичок потряс за плечо лежавшего без чувств человека с окровавленным лицом.
— Залесье, приехали! Вставайте-ка! Вот ведь кара божья!
Лежавший не подавал признаков жизни. В саду показалось яркое платье.
— Хозяйка! — крикнул мужичок. — Может, это ваш сродственник? Сюда велели отвезти… Пилсудского, шесть!
Зося подошла к ограде. И вдруг, тихо вскрикнув, выбежала на улицу.
— Боже, Пупсик… Пупсик, милый! Что с тобой! Он ранен? Убит? Боже, Пупсик, ну пошевелись же!
Она обхватила растрепанную голову Гуркевича.
— Боже, кровь! Что с ним? Где вы его нашли?
— Лез через забор и проволокой рыло поцарапал, — презрительно ответил мужичок и свирепо дернул Гуркевича за ногу. Тот приоткрыл глаза.
— Пупсик, ты жив! — запищала, обнимая его, Зося. — Что с тобой, любимый? Ты ранен?
