Каверзнев открыл маленькую коробочку, лежащую на пульте, проглотил голубую таблетку, уменьшающую силу внушаемости, и вышел из комнаты. Довлатов повернулся к экрану и нажал на красную кнопку. Загорелась красная надпись «Вход разблокирован». Эта надпись ритмично мигала, пока подполковник, видневшийся на другом экране, не прошел внутрь здания.
— Алексей, через два часа мы улетим за Костей, завтра он будет здесь, но ты же знаешь, что ребенку не разрешат находиться рядом с тобой! Так что здесь он пробудет недолго…
— Поймите, подполковник, меня начинает бесить все, что происходит!.. Со мной проделывают эксперименты, ладно, бес с вами, но объясните, зачем кодируют людей, которых я ввожу в гипнотическое состояние?.. Вы думаете, я не понимаю, чем это пахнет? Вы думаете, я не догадываюсь?! И кто дал право вашим яйцеголовым использовать ребенка, не объясняя родителям даже части опасности таких экспериментов?!
— Там была авария, понимаешь? — Каверзнев пытался сбить накал страстей, уже зажегших огонек авантюризма, всегда присутствовавшего в этом человеке. — Слишком опасны могли быть последствия!..
— Да вы меня используйте! Меня!!! Я не боюсь ни черта, ни чертовой силы!!! Но не ребенка!
— Ты знаешь, твой сын, похоже, умеет больше тебя…
— Тем более! Запомните, я не допущу, чтобы его душу искалечили сволочи вроде врача, кодирующего тех, с кем я работал. А он сволочь! Я это знаю…
— Почему ты так решил?
— Я не смогу объяснить. Ему все равно, что чувствует тот, с кем он сейчас экспериментирует. По-моему, он способен медленно убивать и спокойно записывать то, что происходит с умирающим…
— Ну, это ты загнул!..
— Нет. Я недогнул!.. И запомните, если хоть что-то подобное случится с Костей, я узнаю об этом в ту же минуту! И тогда все… Поймите, я Костю чувствую на расстоянии. Я знаю, когда у него болит головка, я знаю, когда мама не разрешает ему играть так, как ему хочется, я знаю о нем все!.. Мне иногда страшно за него, потому что я чувствую его боль; а он, как это ни странно, чувствует боль любого человека, который сейчас рядом с ним, боль дерева, листву которого убивает дым трубы котельной, а зола этой же котельной убивает корни, он чувствует боль собаки, попавшей под сапог пьяного бича; и только я могу подавить эту боль и сохранить незамутненной его душу!.. Только я!..
Каверзнев верил Ковалеву. Лешка говорил сейчас так страстно, с такой беспредельной болью, что невозможно было не поверить…
