Каверзнев вынул из кармана плоский предмет и уронил его под кресло.
— Уходите! — крикнул Лешка и встал.
Когда хлопнула дверь, он повернулся к Ветрову.
Майор повернул за угол дома, пропуская Веру вперед. В доме глухо ударил выстрел, потом второй, а через секунду — третий.
Вера дико закричала, сжав руками голову. Каверзнев подтолкнул ее к оперативнику в каске и бронежилете…
— В машину ее! Бережно! И врача к ней!.. — уже на бегу крикнул он.
К дому бежали люди в противогазах, с автоматами и прозрачными щитами в руках…
— Вопреки договоренности, взрыватель газовой мины, доставленной мной в квартиру, включили только после первого выстрела… — Каверзнев докладывал стоя.
— Да мы тебя и девицу хотели выпустить! — недовольно сказал генерал. — Из разговора ясно было, что он вас не задержит! Тебя же берегли…
— Ковалев выстрелил в Ветрова, а потом себе в сердце, притом выстрелил дважды. Находится в реанимационном отделении, но практически безнадежен… — Каверзнев опустил голову и помолчал. — Шлем находился в сгоревшей машине. Непонятно, почему, но машина после того, как убедились в отсутствии Ковалева, даже не была осмотрена…
— Уж в этом я разберусь… — сказал генерал. — А что с девушкой?
— Она в больнице, — ответил другой оперативник. — Был нервный срыв, сейчас вне опасности…
— Похоже, что она одна может рассказать, как действовал шлем… — сказал Лебедев. — А не известно, она шлем надевала?
Каверзнев пожал плечами. Все подавленно молчали.
Встал космонавт.
— Мы исследовали шлем… Никакого излучения он не дает. Шлем выдержал космос, холод, перегрузки, но не вынес первого же человека, надевшего его… В сумке шлем был покрыт свинцовыми пластинами. От пожара свинец расплавился… Для чего Ковалеву был нужен свинец на шлеме — непонятно… Готовится новая экспедиция, но боюсь, что второго шлема на Луне больше нет.
— А космонавты не надевали шлем? — спросил Каверзнев. — Никто не решился?
— Космонавты слишком хорошо знают инструкции, — с горечью ответил Лебедев.
— Ну что ж, — сказал генерал. — Пишите объяснительные. Приехала комиссия, будет проверять наши действия… Все свободны. Пока… — добавил он.
Лешка подошел к окну и замер, глядя на мрачное серое небо над белым забором, поверху опутанным рядами тонкой проволоки. Прямо под окном начиналась полоса вспаханной земли, отделявшая тот, внешний мир от Лешки. Под окном проходила граница его мира.
Он смотрел на низкие тучи, ползущие над забором, не знающие границ, которым ничего не стоило заглянуть в любое окно, видеть людей, животных и птиц, видеть волю, а он, Лешка, мог созерцать только небо, не надеясь даже через десять лет увидеть людей не в белых халатах или мундирах, а обычных, смеющихся и плачущих. Он понимал, прекрасно понимал, что ни одно государство, каким бы гуманным ни было его правительство, не рискнет выпустить на свободу человека, наделенного способностью повелевать, тем более, что он не смог разумно распорядиться этим даром…
