До самолёта оставалось шесть часов. Никита наскоро сделал яичницу. Яйца пригорели, и, разбиваясь, почему-то не сохранили желтков. Жевать прогорклую резину не хотелось. Никита плеснул кипятку, поднял лёгкий заварник и, выругавшись, поставил его на место. Сам же вчера слил заварку и вымыл чайничек, чтобы не заплесневел за время заслуженного отпуска.
Чтобы не бросать яичницу в отмытое мусорное ведро, Никита дожевал, закрыв глаза. Запил пустым кипятком.
– Завтрак нищего! – сказал он вслух.
После еды игривое настроение улетучилось. В голове звучала одна и та же вязкая мысль: "До каких пор жить в нищете"?
– Бураков! Пляши! – прокричали работяги.
Бураков набычился, глядя на испачканные мазутом физиономии сотоварищей.
– Письмо тебе! Приглашают на отдых. На Черноморское побережье Кавказа – всесоюзную здравницу и житницу!
– Да пошли вы! – мотнул головой Бураков. – Я таких баб-то не знаю!
– Каких это баб, Паша? – спросил чернявый бригадир, нарочито сомкнув брови.
– Ну, этих нерусских.
– Каких нерусских?
– Здравниц, житниц: всяких хохлушек мне не хватало!
Бригада дружно заржала.
– В рыло хошь? – спросил Бураков у близстоящего коллеги.
Смех как корова слизала. Интересный парень, конечно, Паша Бураков. И посмеяться есть над чем, но и в рыло получить – завсегда, пожалуйста!
Бригадир не рискнул испытывать терпение явно невыспавшегося работника. Он раскрыл папку из засаленного и потрескавшегося серого кожзаменителя.
– Что за письмо?
– Путёвка к Чёрному морю!
– Кому?
– Буракову Павлу Александровичу.
– Ты это, всерьёз что ли?
– Радуйся, Паша! Начальство цеху честь оказывает! И тебя выбрали. Заметь, не меня, не кого другого!
– Дурака нашли! – фыркнул Бураков. – Чего плясать-то? Зимой на море! Ни за что не поеду!
– Паша! Зайди ко мне в кабинет! – бригадир развернулся и пошёл по лестнице на второй этаж.
Работяги сдавленно хихикнули. Буракову ничего не оставалось делать, как последовать за начальником.
– Павел Александрович, присядь! – распорядился бригадир, зайдя за верстак, исполняющий роль письменного стола.
Бураков опустился на деревянную скамью. Снял каску. Он был готов возражать и бороться. Если сейчас "бугор" ляпнет ещё что обо всяких там "Житницах", придётся врезать ему кулаком, обёрнутым в заявление об уходе!
Но начальник не стал говорить с ним как с дурачком.
– Курить будешь? – спросил бригадир.
– От чего не покурить? – Павел достал пачку "Беломора", выбил из неё папироску, размял, выбил табачные крошки в ладонь.
