Нужна была вся широта наших знаний, чтобы создать этого волшебника, одевающего в самые яркие краски всю природу, которой он подражает, или, вернее, которую он превосходит.
Что такое красота? Известное соотношение, правильные пропорции, зачастую холодная, лишенная изящества гармония. Прелестное же не нуждается в том, чтобы его рассматривали, оно опьяняет, едва только его увидишь; невольный вздох отдает дань его совершенству. Посмотрите на эти маленькие изящные шедевры, на эти восхитительные миниатюры, на все эти хрупкие прелести; самая их хрупкость делает их еще драгоценнее; взор останавливается на них с любовью, взор любуется ими, а воображение, при всей своей подвижности, чувствует себя удовлетворенным и ничего уже не требует сверх этого.
Перенесем мысленно в наши города одного из тех людей, которые населяли некогда леса Германии и которые появляются порой и теперь еще на земном шаре под именем татар, венгров и т. п. Вот перед вами высокая фигура, широкая могучая грудь, подбородок, покрытый густой и жесткой бородой, мясистые руки, крепкие ноги, при каждом шаге приводящие в движение связку эластичных и гибких мускулов. Человек этот настолько же ловок, насколько и силен. Он выносит голод, жажду, спит на земле, не боится врагов, ненастья и смерти. Поставим рядом с ним современного щеголя, словно обласканного грациями, создавшими его. От него издали веет ароматом амбры; его улыбка приятна, глаза живы; на его подбородке едва виднеются признаки мужественности; у него тонкие и легкие ноги, его руки кажутся созданными не для трудов Марса, а для того, чтобы собирать сокровища любви. В речах, исходящих из его розовых уст, искрится остроумие. Он порхает, как пчелка, и кажется созданным для того, чтобы отдыхать, подобно ей, на венчиках цветов. Он негодует на ветерок, осмелившийся поколебать легкое сооружение из его волос. Он нетерпелив и только на мгновение останавливается на какой-нибудь мысли. Его воображение настолько же быстро и изменчиво, насколько сам он подвижен.
Итак, решайте, любезные французы, который из двух заслуживает предпочтения. Признайтесь, что первый вас напугает, тогда как второй доставит удовольствие и зрению и слуху.
Перейдем к искусствам. Повидимому, все дали себе слово восхищаться драматическими произведениями, в которых действующие лица томятся от неистовых чувств и в которых страсти изображены в их настоящем свете. Это очень полезно, ибо может скрасить невыносимую скуку, царящую в наших театральных залах. Но если за столом хотят вызвать веселье, еще более необходимое для хорошего самочувствия, чем самые тонкие вина, разве станут цитировать трагические страницы страшного Шекспира или скорбного Софокла? О, насколько лучше теперь проводится время! Веселый стихоплет, любезный песенник берут верх над Парнасскими мастерами. Куплеты модной песенки, водевиль, мадригал, рассказик завладевают всеобщим вниманием. Плохи ли они, хороши ли, — всё равно, все смеются, потому что
