— А на ком тебя женят? — спрашивает. Хотя особого любопытства не чувствует…
— На дочери полоцкого князя Брячислава женят меня, — отвечает старший брат. И на этот раз в голосе его звучит бесшабашность, и тоже — странная какая-то. — Пропадает пропадом воля моя молодецкая! — произносит с этой бесшабашностью Александр и будто сам над собой насмехается.
Андрей не знает, как надо теперь говорить, что сказать. Только чувствует, что все его слова детские выходят, будто бы он — несмышленыш какой… Но помалкивает — неловко…
— А что она — красивая? — спрашивает.
— А что я — видал ее? — отвечает вопросом Александр.
Теперь Андрей чувствует, что Александру — горько. Андрей бы стал утешать его, да не ведает — как это утешение сотворить, чем брат его старший может утешиться. Разум настороженно подсказывает, что лучше оставить Александра, подальше держаться. Но что-то тянет Андрея к старшему брату. Й это самое «что-то»— оно и есть, должно быть, извечная мальчишечья, мужская тяга к риску, к такому головокружительному чувству, что вот еще немного — и жизни лишишься… а может, и уцелеешь… И сердце замирает, и страшно, и больно, и весело… И с кем ведь играешь? С самою судьбой…
Красива ли невеста Александра — не так важно Андрею. Сам девятилетний Андрей сейчас презирает всех женщин, даже Анку. Всех, кроме своей неведомой матери, она святая была. А все другие женщины — просто глупые. Особенно девчонки невозрастные… Хотя порою Андрейка и Танас, и сами ведь не знают зачем, затаиваются в кустах и глядят на девчонок, своих сверстниц, как те становятся рядками друг против дружки, идут — рядок на рядок — и запевают стройно, тонкими голосами:
Распущенные по плечикам светлые волосы взметываются, и колечки височные взблескивают на солнышке…
— Чика мой! — вдруг обращается к мальчику Александр, и говорит до того тепло, и горечь прорывается, о себе он горюет… — Хочешь, — говорит, — пойдем к дружинникам?..
К дружинникам холостым, что живут в большой избе, ходить княжичам не велено. И у Андрейки еще не возникало желания нарушить этот запрет. Он не думает, чтобы занятное что-то было в той избе. И сейчас, когда Александр зовет, вовсе не хочется идти, запрет нарушать. Но почему-то неловко отказаться.
— Пойдем. — Андрей старается говорить спокойно, будто ничего запретного не предложил ему старший брат.
А тревожно…
Снег под валенками поскрипывает…
Из окошек слюдяных свет пробивается, из-за двери крепкой голоса грубые выплескиваются…
