Андрей понимал, что брат на самом деле хвалит отца. Но мелочно как-то хвалит, как один мелкий разбойник — другого, такого же… Андрею совсем не хотелось думать, что отец вот так… предал брата своего… Кто знает, какие были причины… Отец… Ромеец… так византийцы, греки зовут себя, чтобы показать, что они — наследники великой Римской державы… Отец — ромеец…
— Не говори так, — попросил Андрей глухо, — мне больно, когда ты об отце… так… Отец любил меня…
Александр вдруг быстро подался всем телом к Андрею, ухватил за плечи, притянул к себе, лицом прижал, притиснул к своей груди…
— Чика! Мой Чика! Андрейка!..
И снова — «Андрейка!» — за себя и за отца!..
Но что может, что хочет сказать Александр? Что Андрей еще многого не понимает? Нет, Александр так не скажет. Сказать так — обидеть Андрея. И обидеть скучно и обыденно — все, кто старше, такое говорят молодым… Нет, Александр не скажет… Жалеет, любит… Но о том самом… об отце и о княгине Феодосии… о своей матери… о смерти ее… Нет, Александр не скажет!.. Сердце Андрея чутко, как в детстве, откликнулось на ласку… И вдруг вспыхнула непрошено мысль:
«А моя мать… как она… умерла?.. Кто?..»
Но нет сил ненавидеть!..
И заскулил тихонько, как маленький обиженный, прижимаясь лицом к груди старшего брата…
…В средневековом городе еще очень много черт и примет племенного или даже и родового поселения. Еще очень строго и сурово определяется, где кому жить, где ставить жилище, и даже кварталы ремесленников более напоминают одну большую разветвленную семью. В ордынской волжской столице Сарай-Бату еще для каждого рода — для всех его войлочных палаток-шатров — юрт — отведено было раз и навсегда определенное место. И свои места были для домов полководцев и приближенных хана, иные из этих домов были деревянными, иные — уже выстроены из камня. Торговые и ремесленные кварталы — шумно бьющееся городское сердце — уже существовали, жили; но сквозь внешнюю пестроту проглядывала явственно разветвленная система запретов и получения дозволений. В сущности, ничего нельзя было предпринять, никакого дела, не заручившись особым дозволением. И намереваясь начать какое-либо дело, человек прежде всего думал не о самом этом деле, но о дозволении начать это дело. Отыскивали тех, которые могли облегчить получение дозволения, тайком подкупали, потому что Чингисова Яса карала подкуп смертью. Подкупленные предавали друг друга, но вот правосудие хана внезапно карало смертью множество служителей, и эти жестокие казни, производившиеся на глазах у всех, почему-то людям давали ощущение справедливости того мироустройства, в котором они жили…
