Она сидела в спальне одна… А если он приказал запереть, задержать ее в ее покоях?.. Вскочила с проворством нежданным для самой себя… к двери кинулась… Нет!.. Опустилась тяжело на постель, доплелась до постели, шаркая комнатными туфлями без задников… Да не мог бы он ее… мать возрастных сыновей… Мать Александра, правителя и полководца…
Тихий стук в дверь. Она знала: он! Была неприбранная, простоволосая, да что в том!.. Он вошел и заговорил. Чувствовалось желание примирения. Серьезен был. Говорил, что они должны поговорить все втроем: он, она и Александр… обсудить… Александр поймет, что намерения отца относительно Андрея, нет, никому из сыновей Ярослава не угрожают… А если Александр приведет веские доводы, если Александр неоспоримо уверев будет в угрозе… что ж, тогда Ярослав просто откажется от своих планов…
— Я ведь ни от кого, и менее всего — от тебя, не скрываю привязанности своей к Андрею. — Ярослав говорил почти мягко. — Ты сама видишь, каков Андрей в сравнении с другими моими сыновьями, — в голосе отца быстрым пламенем взвилась горячая тревога, — не удержать Андрею удела. И единственное, чего мне нужно: знать, что жизнь Андрея устроена, что он под надежным покровительством новых родных, которых я изберу для него… И право, ничего более!.. Но если Александр…
Она уже не вслушивалась в этот мягко плещущий поток его слов, только слабо кивала. Что-то жуткое было для нее в этой его мягкости. Он победил, победил окончательно. И ее, побежденную, сломленную, несло этим потоком… к завершению всего… к смерти!..
Он сказал, что уже с утра начнут сбираться, а днем выедут. Ее даже не испугало такое его решение, не испугала эта поспешность. Ведь все равно все кончено…
Он вдруг чуть подался вперед, вгляделся в нее своими темными, глубокими, будто замершими плоско глазами. Жутко ей сделалось, потому что проблескивала в этих глазах искренняя тревога, а пристальность была страшная — насквозь… И он сказал, что она выглядит больной и пусть она успокоится, пусть ложится сейчас…
— Я пришлю тебе Марфу…
Это было — конец! Эти простые слова, эта простая заботливость. Она знала, что прислужница Марфа — его наушница; всегда знала, но приходилось мириться… И теперь это было — конец! Никого из верных ей уже к ней не допустят. И у двери в ее покои уже наверняка встали, поставлены на карауле его люди…
Андрей завтракал, когда позвали его к отцу. Князь, в дорожном платье, скоро и обыденно уведомил мальчика о том, что едет в Новгород. И добавил, понизив голос:
