Ветер лавиной взвил белые плащи с простыми черными крестами. И кони тоже были в железных доспехах и показались черными. И всадники под взвившимися плащами тоже были в железе — железом закрыты лица, железные руки и грудь… Это были те самые рыцари, крестоносцы!..
Они поскакали к берегу, к черно-белому зимнему лесу. Поскакали прямо сквозь пехоту. И пехотинцы синие будто нарочно расходились, пропускали железных всадников… И теперь заполонило сознание Андрея это простое чувство тревоги… Они побеждают?! Отец и Александр ошиблись! Ничего не поняли, просто ничего не поняли! Да как возможно, чтобы пешцы одолели закованных в железо всадников?! И что делать ему, Андрею, в этом мире, где те, кого он полагал умным» каким-то особым практическим разумом, оказались всего лишь… да, всего лишь глупыми! Глупыми и недальновидными… И беличьей шкурки трепаной не даст он теперь за этот их разум, все по крохам рассчитывающим да раскладывающий!.. Но чего он дожидается униженно?.. Нет, никогда!..
Мысли прервались…
Андрей послал коня вперед. Теперь ему было все равно, как надо действовать по каким-то неписаным правилам; на крыльях всполошенных горячей храбрости и бешеного отчаяния несся он вперед. Все его существо алкало боя, его собственного боя; не того, где отдаются послушливым воинам обдуманные приказы, а его собственного боя, его поединков, его взмахов мечом..-.
В сделавшейся битвенной навалице он уже не мог понять, разглядеть, как прошли острым клином-трехугольником железные всадники и уткнулись в берег лесистый. И чудские ополченцы последовали толпою за ними. И тыл рыцарей открылся, обнажился; и они уже не могли все разом повернуть коней, развернуться и снова поскакать, а ведь именно это делало их всегда такими страшными… И синие пехотинцы сомкнулись позади железных конников, таких внезапно неуклюжих и тяжелых для быстрого движения. И ударили с двух сторон, с боков новгородцы Мишины. И ордынская конница легким вихрем, с громкими визгливыми кличами — Хуррау! Хуррау! — накрыла неуклюжих всадников железных. И все рубили, крошили этих железных всадников. И уже выкликали в буйном восторге сипнущие от напряжения грубые голоса:
— Бегут! Бегут!..
Но рыцари не могли бежать на своих железных конях, они словно в смертельный капкан попали. А в бега ударились чудские людишки оружные… И их тоже били, и били, и крошили!..
Но Андрей ничего не видел, не понимал вокруг. Не сознавал, что вокруг люди убивают друг друга, Но это, последнее, едва ли возмутило бы его; он с детства знал, что в битве — убивают. И чувствовал, что сейчас, вот сейчас, вот сейчас будет убивать сам! Это нужно… так нужно!.. В самую дикую гущу, в самую навалицу битвы несло юного всадника…
