— А ты разве не можешь?
— Я? Не могу. При старшем начальнике не могу. Устав не позволяет.
Худяков ухмылялся, говорил полушутливым тоном, словно лишний раз подчеркивая уважение к командиру. Однако Белкин давно раскусил нехитрый прием своего бортача, с помощью которого Худяков уже не раз уходил от ответственности.
— Как его фамилия?
— Не спрашивал.
— А ты пойди и спроси. Пойди, Федя. Потом развяжи мешок и найди ему письмо, если есть. А печать сними, сорви.
— По вашему приказу, товарищ командир? — опять ухмыльнулся Худяков.
— По твоей доброте, Федя.
— Шутите, командир? А если в том мешке ценная корреспонденция, служебные бандероли? Могут ведь шум поднять.
— А ты их не давай ему. Понял? — серьезно сказал Белкин.
Они с минуту глядели друг на друга, потом Худяков не выдержал, рассмеялся, сунул жвачку в рот и между ящиками полез в пассажирский отсек.
Над крутым изгибом Светлихи Белкин сверил полетную карту: все в порядке, теперь доворот вправо — курс на Варнацкое ущелье. Вдали уже виден главный хребет, гигантским барьером заслонивший горизонт, и там, где сейчас еле заметна зазубрина, белопенная яростная Бурначиха перерезала его пополам.
Самое паршивое, что они летят на юго-восток, уходя от циклона. Он отстает, и, значит, назад им пути нет. Над базовым аэродромом сейчас наверняка хлещет дождь, в столовой летчики и техники потягивают пиво и вспоминают белкинскую «четверку»: понесло же ребят в этакую падеру…
Стремительно нарастали увалы предгорья. Машина взмывала, подскакивала, и это чем-то напоминало барьерный бег: один за другим гребенчатые полоски увалов падали под фюзеляж, убегали назад.
Варнацкий проход постепенно раскрывал свой темный щербатый зев. Жерлом огромного туннеля он уходил в туловище хребта. В памяти возникли три поворота в ущелье: два свободных для маневра и третий — самый опасный: «Зубы». Выход к нему на третьей минуте полета в ущелье. Здесь как в бочке: собственный мотор оглушает дробью сотен отбойных молотков, от грохота рябит в глазах.
Капитан Белкин вышел в эфир, передал на рабочей волне: «Подхожу к Варнацкому ущелью». На всякий случай, хотя и знал, что отсюда вряд ли его сможет услышать какая-нибудь радиостанция.
Чувствуя за спиной напряженно сопящего Худякова, нетерпеливо отогнал рукой: не мешай! И по привычке, чуть закусив губу, уверенно, с небольшим креном для лучшего обзора направил вертолет в ущелье.
Лишь минутой позже Белкин понял, что дело худо. Сразу у начала поворота вертолет словно нырнул в молоко, густое и теплое парное молоко. Белкина пробил холодный пот, когда он ощутил эту душную вязкую теплоту. Интуитивно он направил машину чуть вверх, пилотируя вертолет по приборам, рассчитывая, что неожиданная белесая мгла только пробка, какие нередко бывают в ущельях.
