— Брось, брось, Самойлов! — отмахнулся Бахолдин. Он поглядывал на Костю иронически, поскрипывал новыми сапогами, всем видом своим словно бы говоря: знаем, в чем дело.
И от этого откровенного намека Костя сразу растерял всю воинственность, хотя ощущение правоты своей оставалось. Костя неловко сполз с подоконника, сказал, пряча глаза:
— Трепач ты, Валька. Демагог.
— Не Валька, а Валерка, — посмеиваясь, сказал Бахолдин.
— Все равно.
— Допустим, что все равно — это неважно. Ты вот лучше ответь мне, как старому товарищу, на один вопрос. Хотя можешь и не отвечать.
— Ну, ну…
— Тебя не смущают эти разговоры в гарнизоне: ну, насчет тебя и… Зои Николаевны. Уже два года судачат.
Костя вздрогнул, медленно побагровел.
— А ты кто мне, поп, что ли?
— Не хами. Можешь не отвечать.
— Это никого не касается.
— Как сказать. Я вот считаю, что меня касается. Ведь я тоже старый товарищ Белкина, если ты помнишь.
— Ну и что?
— Ничего. Но явиться с его женой сюда, да еще в такое время. Ну, знаешь! У меня бы, например, не хватило смелости.
— Ты ему товарищ, притом старый. А я и Зойка — его друзья. Улавливаешь разницу?
— Разницу… разницу… — сказал Бахолдин, растягивая слова. Пристально и насмешливо посмотрел на Костю, махнул рукой, пошел к двери. Но остановился у порога: — Слушай, Самойлов, не хочу с тобой ссориться. Но все-таки скажу, не могу не сказать. Тем более это не мои слова, а древняя мудрость: избави бог меня от друзей, а от врагов я и сам избавлюсь…
В кафе было дымно и многолюдно. Зойка с минуту постояла у входа в зал, придерживая нити бамбуковой шторы — свободных мест не видно.
Слева от углового столика к ней направился высокий щеголеватый офицер, она узнала его — лейтенант Эмдин, метеоролог. Один из активистов полкового клуба, «самодеятельный тенор», В прошлом году они как-то с Зойкой исполняли дуэт.
С шутливой галантностью Эмдин стукнул каблуками, тряхнул рыжеватой шевелюрой.
— Зоя Николаевна, прошу!
Провожая Зойку к своему столу, Эмдин успел на ходу «организовать» стул, торжественно представил ее:
— Педагог-физик. В творческом отношении лирическое меццо-сопрано.
С лейтенантом за столом сидела собеседница: юная, с распущенными льняными волосами, модная до сиреневых кончиков отлакированных ногтей. Держалась она с завидной уверенностью, на Зойку посмотрела с интересом и уважением, но не шевельнулась, когда Зойка бросила взгляд на ее смело открытые ноги. Неглупа, а вот, поди ж ты, клюнула на рыжие бачки Сени-пустомели, как шутливо звали Эмдина офицерские жены из полкового самодеятельного хора.
