— Все женские почерки! — кричала она в восторге. — Пари держу, что здесь нет только писем вашей жены; отдайте мне этот ящик, я с таким удовольствием разберу эти каракульки, романы нынче все такие скучные! Это гораздо интереснее.
— Полно, Жанна, это все старые письма, вы не должны…
— Не должна? Это что за слово, я и значение его не знаю; пустяки, я беру ящик и завтра возвращу его вам.
Он поневоле уступил.
На следующие день она ему сказала:
— К чему вы эти письма берегли; между ними были и такие, которые вас крепко компрометтировали, я их все сожгла, а ящик подарила Кларе для приданого ее куклы. Ну, на что вы злитесь? письма все были старые — а я молчалива как могила.
Разговор принял другое направление, и более об этом, пустом по-видимому, обстоятельстве между ними не было речи.
После посещение Корреза время стало еще более тянуться для Верэ; она почти ничего не замечала, что кругом нее происходило; ей казалось, что она умерла в ту минуту, когда отослала его в этот мир живых, куда ей самой нет возврата.
«Что ж, буду здесь жить, здесь и умру, — размышляла она по временам. — Кто знает, встречай я его ежедневно в Париже, и я, может быть, оказалась бы не сильнее других женщин, стала бы, подобно им, лгать, скрытничать, обманывать и заслужила бы собственное презрение».
Наступило лето, все кругом зазеленело.
Однажды, в конце мая, часов в семь вечера, Верэ, только что вернувшись с прогулки верхом, отдыхала: она теперь часто нуждалась в отдыхе, ее все утомляло; сидя у открытого окна, она погрузилась в думы и воспоминания; приход слуги, принесшего письма с почты, заставил ее очнуться. Первое письмо, которое она распечатала, было от мужа:
«На прошлой неделе скоропостижно умер Поль-де-Сонназ; если вы согласитесь сделать жене его визит, я с удовольствием приветствую вас в Париже; в противном случае вы останетесь в Шарисле, несмотря на то, что здоровье ваше страдает от тамошнего климата».
Более, кроме подписи, в письме ничего не было.
Верэ разорвала его.
Было письмо от княгини Нелагиной, нежное, длинное, было еще несколько писем и наконец довольно объемистый пакет, подписанный незнакомым почерком. Верэ машинально распечатала его; несколько писем, писанных рукою ее матери, выпали из конверта.
Верэ их прочла.
То были старые письма лэди Долли к Зурову, писанные за десять лет пред сим, позабытые им в черепаховой шкатулке и не преданные сожжению с другими подобными же посланиями, за неделю до свадьбы.
