Другой Мир | страница 42





-Лучше оставь свои советы при себе! - выкрикнул Люк, едва сдерживаясь от обуявшей его ярости - А хозяину своему передай, что мы с огромным удовольствием будем смотреть, как он будет биться в страшных корчах, и вороны будут клевать его гнилые внутренности, когда война кончится и правлению его настанет конец!



Физиономия гоблина исказилась от ярости, и он зарычал, обнажив клыки:



-Запомни эльфийские отродье: ты еще сполна расплатишься за эти слова, истекая кровью у его ног! Если, конечно, сумеешь еще дожить до начала следующей недели...



А остальное произошло в мгновение ока...



Гоблин, резко дернувшись в сторону, сбил с ног Тима, удерживающего его на месте приставленным к горлу лезвием кинжала. Оружие выпало из его рук и пленник тут же схватив его, бросился на Люка, готовый пронзить его. Джулиан среагировал моментально. С силой замахнувшись, он метнул в гоблина свой меч, и клинок, тускло сверкнув, с жутким хрустом насквозь пронзил врага. И тот с каким-то приглушенным бульканьем рухнул на землю к ногам Люкаса.



-Спасибо... - пробормотал тот, ошарашено уставившись на мертвого гоблина.



Джулиан, нечего не ответив, вырвал свой меч из его тела и, стерев кровь, сунул в ножны.



А затем они осторожно сложили тела своих павших сородичей и предали их огню, почтив память о них несколькими торжественными словами. Однако прежде чем скрыться в спасительной тени густых крон, они сделали еще одно дело. Эльфы принялись сваливать тела гоблинов в одну кучу.



А Джулиан тем временем все думал о том, что произошло. Гнев и ужас терзали, разрывая на части, его душу, ему казалось, что все его тело охвачено каким-то болезненным ознобом; щеки горели, а сам он чувствовал как задыхается. И с ужасом понимал, что всего лишь за одну ночь постарел лет так на десять сразу. Ему казалось, что отныне на лбу у него стоит кровавое клеймо убийцы. Но затем он вспомнил обо всех тех ужасах, что творил руками своих подчиненных Марон и тугой узел у него под ложечкой стал помаленьку рассасываться, брови раздвинулись, а плечи расправились, словно он сбросил, наконец, тяжкий груз на землю. Он знал, что поступил правильно, по справедливости, ведь дело, ради которого он умыл свои руки по локоть в крови правое и единственно верное. И он осознал, что ради освобождения своей родины готов будет убивать столько, сколько потребуется, ведь пока народ арийский будет угнетаться Мароном, у него просто не будет другого выбора, хотя и понимал, что дальше договариваться самим собой, убеждая себя правотой общего дела, будет все сложнее и сложнее... А пока он решил, что если он продолжит думать об этом сейчас, то попросту сойдет с ума.