Стекло было опущено, и он, не открывая дверцу, наклонился к окну.
– Борисовна, Валерий Семенович. Борисовна, а не Нарциссовна, – сказала Лариса.
Валерий рассмеялся: добил все-таки.
– Опередила! Ну ладно. А я думал – Назаровна. Да какая разница?
– Борьба за личность, за человека.
– Думаешь?
– Именно. Познакомьтесь. Наш сосед из соседней сотни, мой старый знакомый Дмитрий Матвеевич. Наш сотник, Валерий. Садись, Валерий. Что стоишь у дверей? Ты сейчас в очереди не требуешься. Не хотите кофейку, коллеги?
Лариса откинула назад спинку правого сиденья, для чего ей понадобилось чуть придвинуться к Дмитрию Матвеевичу: они вдвоем вынуждены были сесть на левой половине заднего сиденья. Валерий примостился на месте водителя. На откинутой спинке Лариса постелила салфетку, поставила термос, стаканы, пакет с бутербродами.
– Валерий, а где Тамара, почему ее давно нет?
– Ее подменяют. Сегодня десятилетие окончания института. Торжественная часть днем, художественная – позже, в ресторане.
– Да! Она же мне говорила. Забыла совсем. А с утра отоспаться, принять душ и марафет навести. В ресторан не пойдет, наверное.
– Тебе виднее.
– Прекрасный пикник, Лариса Борисовна. Что-то из моей молодости. Я вижу траву, кусты, берег, и полно здоровья, бьющего через край.
– И я вижу. – Озорство опять замелькало в Валериных глазах. – Снег этот грязный, подтаявший и растоптанный – трава. Сама очередь – река. Машины – кусты.
– И мы в кустах, – охотно откликнулся Дмитрий Матвеевич.
– И здоровья, конечно, не занимать.
Лариса хмыкнула и вступила в общую болтовню со своими профессиональными шутками. Если это шутки.
– Кто из нас может хоть как-то судить о здоровье? Думаешь, знаем, что у нас там растет иль отмирает внутри?
– Это всегда звучит оптимистично, особенно в устах доктора. Уж вы простите старику эту, может, неуместную язвительность.
Его манера, спокойствие, отсутствие в речи жаргона, похожесть разговора на прошлые мирные беседы со Стасом тянули Ларису к этому «старику», как он сам себя отрекомендовал. Ей захотелось поговорить с ним один на один, посидеть не в машине, не на скамейке на виду у всей очереди, не в ресторане и даже не на траве у кустов, рядом с рекой. Ей захотелось посидеть с ним где-нибудь дома, в глубоких креслах, глубоких-глубоких, чтоб спинка была выше головы. Она бы курила сигарету, он бы дымил трубкой, между ними стоял бы столик, на нем доска и фишки с буквами, и играли бы они в «скрэбл», и печенье – лучше солененькое, и никакого алкоголя, никакого коньяка, вермута, ликера или, черт его знает, что еще исхитрилось придумать человечество для игр и бесед. Алкоголь неминуемо сбивает течение беседы, с ним вторгается что-то чужое, подогретое другим, не своим теплом, исчезает первозданность отношений, пропадает искренность.
