Мест было много. Он сел. И снова стал думать обо всем понемногу. Потом заурчал: «…и неясно прохожим в этот день непогожий, отчего я веселый такой. Я играю на гармошке…»
Галя встретила его в дверях. Помогла раздеться. Пиджак повесила в шкаф. Сашка лежал на диване. Приветствовал отца с юношеским, вернее, с детским полухамским самомнением и покровительственным пренебрежением:
– Привет. Ну как там твои умирающие габонцы, Швейцер?
– Этим не шутят. У меня тяжелая девочка лежит, которой ты и в подметки не годишься.
– А ты кому годишься в подметки? Разве что маме, да и то потому, что она ближе.
– Что ты хамишь с ходу?!
– А что ты приходишь с видом умученного святого? Сам выбрал себе свой путь.
– У тебя что – двойка, что ли?
– Проницателен больно. Насквозь видишь – тебе в рентгенологи надо, а не в хирурги. И платят больше.
Сначала Галя молча накрывала на стол.
Затем одновременно стала наблюдать за лицами своих мужиков.
Потом молча села.
Наконец, при последних словах сына, включилась и она:
– Как ты с отцом разговариваешь? Ты только представь себе, каково ему сейчас. Ты же знаешь! Ты только попытайся понять его работу. Дурачок!
– Ты умная. Понять его работу!
Саша, по видимому, в работе отца тоже видел в основном моральное удовлетворение. И потом Саша, как мог, оправдывался.
– И шутки твои – не твои. И насчет рентгенолога, и насчет его оплаты. Видишь, Женя, при нем еще многое нельзя говорить. Переоцениваем его.
Сашка повернулся, продолжая лежать, показал им свою полную оппозиции спину, приставил к стене «Швейцера» из серии «Жизнь замечательных людей» и стал читать или делать вид, что читает.
Галя ушла на кухню. Из коридора послышалась ругань в соседней семье. «И что они не поделят? Каждый день ругань. И чего люди столько ругаются… – Мишкин опять стал мечтать, если только мысли эти можно назвать мечтою. Просто они у него плыли в голове в ритме мечты. – Не более того – ругаются. И я чего напал на Сашку? Хотя это он на меня напал. Но у него возраст. И нечего серьезно к этому относиться. Наверно, в этом возрасте часто рвется контакт между детьми и родителями. И уж потом на всю жизнь. Надо сдержаннее быть. Надо не ругать, а объяснять, наверное. Вот дети, конечно, критерий полноты и правильности жизни родителей. Конечно, это так. Если Сашка окажется нулем или ниже, это значит – я был нулем. А все, что есть, только кажется. И я в этом возрасте был тяжкий крест своим старикам. Где-то во мне, наверное, истоки Сашкиного хамства».
