– Джентльмены, – ответил Сэмюэл, – я понимаю вашу точку зрения. Но и вы должны понять наше положение. Коренное население глубоко возмущено равнодушным отношением иммигрантов к нашей национальной беде. Это может привести к взрыву антисемитских настроений. Выход из этого положения надо найти во что бы то ни стало – так, как оно есть, оно оставаться не может. Что же делать?
И он обратился ко мне (я до тех пор молчал). О моей агитации он знал еще с того дня, когда доктор Гастер объяснил ему, что я просто болтун; но мы еще ни разу до того не встречались. Он спросил:
– Ваше мнение, например?
– Сэр, – ответил я, – здесь я нахожусь в качестве члена группы русских журналистов и не имею права высказывать свои личные мнения. Но в одном мы уверены все: угрозы не создают волонтеров. Для вербовки добровольцев надо опираться на лучшие и высшие чувства массы, а не на страх. Когда вы вербуете англичан, вы взываете к их английскому патриотизму. Попробуйте сделать то же самое с Уайтчепелом. Только при этом надо будет помнить, что английского патриотизма они еще в себе не выработали, русского никогда не имели – скорее напротив. Значит, надо попытаться установить, в чем заключается их собственный и естественный патриотизм. Это все.
– А если бы мы нашли такой путь, кто бы взял на себя вербовку?
Я ничего не мог ответить. Предложить свои услуги тут же, в собрании, я не имел права – далеко не все из моих коллег были сторонниками моих планов. Сэмюэл тоже не предложил мне взять дело на себя. Так и разошлись мы, строго говоря, ни с чем. Тем не менее, эта беседа имела два серьезных последствия. Во-первых, угроза ссылкой в Россию сошла со сцены, и больше о ней не упоминали. Во-вторых, беседа убедила и самого Сэмюэла, и через него весь кабинет в той простой истине, на которой я и строил с самого начала свою веру в успех: что нет разрешения для «ист-эндского вопроса» вне попытки апеллировать к собственному патриотизму бездомного еврея.
* * *
Еще одно неожиданное наблюдение сделал я за эти месяцы – настолько важное, что и теперь оно мне часто полезно: я поразился, насколько ничтожно политическое влияние еврея-ассимилятора, хотя бы знатного и богатого, в делах еврейской Weltpolitik. Совершенно инстинктивно, его собственное правительство считается в этих вопросах только с евреем националистического толка, хотя бы сам по себе он был еще никому неизвестным приезжим. X. Е. Вейцман доказал это блестяще; и мой собственный опыт подтвердил мне ту же истину.
