Экран наизнанку | страница 82



- Первый раз его пригласили в двадцать шестом году. НЭП. На вокзале его встречает администратор Яша.

- Яша, где я буду жить? - спрашивает Додик.

- Конечно, в "Лондонской".

- А с кем я буду жить?

- Есть с кем, - отвечает Яша, и после репетиции он с Додиком идет к тете Хесе. У тети Хеси рояль, на рояле - салфеточки, на салфеточках слоники. И девочки танцуют кадриль под рояль.

Додик ставил спектакль и после репетиции заходил к тете Хесе.

В следующий раз его пригласили ставить в Одесской оперетке в 32-м году.

На дворе - индустриализация. Тем не менее на одесском вокзале - тот же Яша и те же вопросы:

- Яша, где я буду жить?

- О чем говорить, конечно, в "Лондонской".

- А с кем я буду жить?

- Вот это - не знаю.

- Что, тетя Хеся умерла?

- Нет, она жива, - грустно ответил Яша, - но дела нет.

Додик провел репетицию и пошел все-таки к тете Хесе. Рояль - в пыли. Слоников - нет. Салфеточек - нет.

- В чем дело, тетя Хеся? - спросил Додик.

- Вы не поверите, Додик, - ответила эта гостеприимная хозяйка, - но большевики убили любовь.

Снова возникал из глубины лет фельетонист Смирнов-Сокольский, составляющий список людей, которых он должен обругать. Потом в этот поток включался Всеволод Мейерхольд, разыгранный Утесовым и мстящий остроумно и зло...

Особый раздел составляли истории взаимоотношений рассказчика и начальника Главискусства Керженцева по поводу исполнений "Лимончиков" и "Гоп со смыком".

- До войны было принято гулять по Кузнецкому. Вот иду я как-то днем от Неглинной - снизу вверх, - озорно начинает Леонид Осипович, - а сверху вниз по противоположному тротуару идет Керженцев Платон Михайлович. Тот самый, который закрыл и разогнал театр Мейерхольда. Увидев меня, остановился и сделал пальчиком. Зовет. Я подошел. "Слушайте, Утесов, - говорит он. - Мне доложили, что вы вчера опять, вопреки моему запрету, исполняли "Лимончики", "С одесского кичмана" и "Гоп со смыком". Вы играете с огнем! Не те времена. Если еще раз я узнаю о вашем своеволии - вы лишитесь возможности выступать. А может быть, и не только этого", - и пошел вальяжно сверху вниз по Кузнецкому.

На следующий день мы работали в сборном концерте в Кремле, в честь выпуска какой-то военной академии. Ну, сыграли фокстрот "Над волнами", спел я "Полюшко-поле". Занавес закрылся, на просцениуме Качалов читает "Птицу-тройку", мои ребята собирают инструменты... Тут ко мне подходит распорядитель в полувоенной форме и говорит: "Задержитесь. И исполните "Лимончики", "Кичман", "Гоп со смыком" и "Мурку". Я только руками развел: "Мне это петь запрещено". - "Сам просил", - говорит распорядитель и показывает пальцем через плечо на зал. Я посмотрел в дырку занавеса - в зале в ряду вместе с курсантами сидит Сталин.