Освальд роняет куртку. Освальд пойман.
Он скрылся в здании кинотеатра.
Во чреве мы слепые пещерные рыбы.
Всё плывет и кружится. Кожа вздувается, и нет больше различия между
частями тела. Нарастающий гул угрожающих, насмешливых,
монотонных голосов. Это — страх и желание быть проглоченным.
В плену сновидения застегни сон вокруг своего тела, как перчатку. Ты
теперь не зависишь от времени и пространства. Можешь свободно
раствориться в струящемся лете.
Сон — это погружение в океан ночи.
Утром просыпаешься взмокший, задыхающийся, чувствуя нестерпимую
Резь в глазах.
Глаз уродлив
Внутри своей безобразной скорлупы
Выйди на волю
Во всем своем Великолепии.
Ничто. Воздух
жжет глаза.
Я вырву их
и избавлюсь от этого жжения.
Яркий горячий белый свет
Городской полдень
Население чумных кварталов
сожжено.
(Ветра Санта-Аны — ветра пустынь.)
Сорви решетку и нырни в водосток.
Поиск воды, влаги,
«влажности» актера, любовника.
«Играют» ребенок, актер и картежник.
В мире ребенка и первобытного человека
отсутствует понятие случая. Игрок тоже чувствует себя во
власти чуждых этому миру сил. Случай — принадлежность
религии современного города: театра,
а чаще — кино, религии обладания.
Что приносят в жертву, какую цену платят за то, чтобы родился город?
Больше нет «танцоров», одержимых.
Разделение людей на актера и зрителей -
важнейшее событие нашего времени. Нами владеют
герои, живущие для нас, которых мы караем.
Если бы лишить все радио и телевизоры
источника энергии, сжечь завтра все
книги и картины, закрыть кинотеатры, запретить все представления,
все виды искусства, замещающие жизнь…
В поиске сенсаций мы довольствуемся тем,
что нам дают. Из безумного тела, танцующего
на склонах холма, мы превратились в пару глаз,
вглядывающихся в темноту.
Все заключенные страдают от сексуальных расстройств.
Депрессии, импотенция, бессонница… эротическое
содержание получают язык, чтение, игры, музыка
и физические упражнения.
Заключенные создали свой собственный театр, что
говорит о невообразимом количестве свободного времени.
Молодой моряк, которого заставляли играть женские роли, вскоре
стал «городской» милашкой — ведь к тому времени они
уже давно считают себя городом, избирают мэра,
полицейских, городское самоуправление.
В старину русский Царь каждый год — то ли эту мысль подсказал ему
собственный изощренный разум, то ли посоветовал
кто-то из приближенных — даровал свободу сроком на неделю
одному осужденному из каждой тюрьмы. Выбор осуществляли
сами заключенные, и для этого существовало
