— Я сделал для вас копию докладной. Туда ездил молодой сержант Федерстоун. Сейчас его нет здесь, а то ты смог бы поговорить с ним.
— Ты сам не был там? — Резник засунул коричневый конверт в боковой карман.
— Не видел никакого смысла. Все очень просто. Обычный случай.
— Ты не будешь возражать, если я съезжу туда?
Харрисон стряхнул пепел с сигареты и откинулся назад, поставив стул на задние ножки.
— Как будет угодно.
— Спасибо, Джефф. — Резник поднялся.
— В любое время, Чарли. — Стул опустился на все четыре ножки. — Мы как-нибудь должны выпить по стаканчику.
— Конечно, — ответил Резник, направившись к двери.
— Если вы что-то обнаружите, — сказал Харрисон, — извести меня, ладно?
— Можешь на меня рассчитывать.
После того как ушел Резник, Джефф Харрисон не трогался с места, пока не докурил сперва одну, а затем и другую сигарету. «Что же этакое было в Чарли Резнике, что делало его таким особенным? С его неглаженой рубашкой и завязанным наизнанку галстуком?»
Грабянский попытался представить себе, как Грайс проводит послеобеденное время. Он воображал его сидящим в зале почти пустого кинотеатра, жующим попкорн и старающимся изо всех сил не замечать храп и возню в окружающем его полумраке. Последним фильмом, который видел Грабянский, был «Захват-22». Он просмотрел только самое его начало, когда кровь и внутренности разлетелись по фюзеляжу аэроплана. Это живо напомнило ему военные истории отца, которые не переваривал его желудок. Он отправился в туалет, склонился над унитазом, спустил воду, бросив в нее надорванный билет, и вышел из кинотеатра.
— Джерри!
Грайс стоял около входа в гостиницу под надписью, обещавшей цветные телевизоры и душ в каждом номере. Его кулаки были засунуты в карманы дубленки, а жиденькие волосы зачесаны набок.
— Шагай сюда!
Грабянский забрался на переднее сиденье почти нового «воксхолла» вишнево-красного цвета, который стоял у обочины.
— Ты сменил машину, — покрутил он головой, когда Грайс влился в медленно двигавшийся поток автомобилей.
— Ты сегодня наблюдателен, — резко произнес Грайс. Он нажал ладонью на сигнал и, обогнав несколько машин, развернулся.
— Ты что, нервничаешь? — удивился Грабянский. Грайс засмеялся.
— Почему ты так думаешь?
— Я же вижу.
Грайс проскочил впритирку между молоковозом и ограждением.
— Что бы это ни было, — заметил Грабянский, упираясь обеими руками в панель, — ты не должен так резко на все реагировать.
— А ты думаешь, он доставляет молоко в это время дня? Уже больше трех часов пополудни. По-твоему, он торопится, или слишком запаздывает, или еще что? — Он взглянул на Грабянского, поудобней устраивающегося на своем сиденье. — Ты знаешь, что упираться в панель — наилучший способ сломать себе руки? Мы ударяемся во что-то, ремни безопасности нисколько не помогут твоим рукам, и они спокойно ломаются. Бац — и все!
