— Щас загнет!..
Кулик коротко среагировал на репличку и вдруг посерьезнел:
— Да… идет эта девушка, значит, и чудится мне — пройдет вот такая — росинки не сронит…
— Короче, Кулик. Что дальше? — не терпится Гуржапу, да и всем в общем-то не терпится, потому как в горах женщин нет и так далее.
Кулик мечтательно запрокидывает курчавую голову и кончает неожиданно:
— Мимо прошла…
Стреляет Кулик, разбрасывая пули, но в целом получает результат не совсем плохой.
На линии огня — Богомол. У него рыбье, по-щучьи вытянутое лицо. Сам он грузен, все у него ровно, от зада до головы. Богомол — любитель поесть. Но это не главное — Богомол единственный на Огиендо натурально верит в бога. Носит нательный крест за воротом черной косоворотки, и над кроватью его, где вся стена уклеена фотографиями женщин, вырезанных из разных журналов и даже газет, в углу висит небольшая темная иконка с каким-то одному Богомолу известным святым. Богомол уже в летах, ему где-то за сорок, а может, под пятьдесят. Говорит он тихим, шипучим голосом. Мечтания у Богомола тоже тишайшие, журливые, как вода. Глазки у Богомола ртутные, он любитель сладостно воздыхать и говорить:
— Справедливости мало. Суеты множество. А почему бы мне не разрешить открыть свой собственный магазин? Было бы в нем чистенько и пахуче. Торговал бы я свежими булками, ситным и прочим хлебушком. И мне было бы хорошо, и людям тоже…
После сезона работы в горах Богомол каждый год ездит на южное море, потихоньку тратится там, но жены себе подыскать никак не может.
— Справедливости в ихнем поле нонче маловато. Суеты множество.
— Чего ж ты их на стенку-то лепишь? — спрашивает Котелок.
— А так… Хобба у меня такая.
— Чего, чего? — вскидывается Лебедь. — Простите, как вы сказали?
— Хобба. Ну, это привычка, стал быть… Интересуюсь. Вот кончу сезон и поеду к морю. На юг. Суеты там — мно-ожество… И женюсь…
При этом щурится Богомол, воспоминания жгут его.
— Имел бы я домик с наделом землицы. Деток растил спокойно и богоугодно…
— Кровь бы пил, как паук, — подсказывает Голован.
Богомол морщится, как от отравы, лебезит взглядом, а Голован режет дальше:
— Ты и так свои канавы, как магазин, содержишь. Торгуешь породой — как куб, так и руп…
— Между прочим, — неожиданно для всех не уступает Богомол, — мне не совсем понятно, гражданин Голован, чего вы грубите?.. И пока что я работаю, а не торгую. А вот ежели бы торговал, то у меня бы вам завсегда «пожалуйста» говорили. Это в магазине-то… И на дом бы доставляли горбушки… Вот так вот…
