Все тот же фикус мирно и постоянно пылился в крашеной бочке в углу, а над ним по-прежнему косо смотрела в зал большая картина. Изображена на ней была сцена жуткая и прекрасная. Черный берлоговый медведь вознесся на задние лапы, разверз розовую пасть и провесил язык сквозь частокол собачьих зубов. Ловит медведь подброшенную охотником шапку когтистыми лапами, а под ним человек на раскоряченных ногах, в изодранной телогрейке с размаху всаживает в звериное брюхо сверкающий нож. Под ногами на синеватом снегу краснела краска, кровь значит. Хорошо написана картина, взаправдашно.
Пили Семен с Голованом красное вино, отложив водочку на второе. Сперва — разговор, дело. Через час с небольшим Семен уже детально знал положение в гольцах, дислокацию поисковых и буровых партий. Голован звал его на Огиендо, дальний участок, где сейчас шла усиленная горнопроходческая работа на никель.
— Помнишь, Семен, на Чае, в поселке, где клуб стоял? — говорил Голован, — Так вот там то ли по пьянке, то ли по какой другой надобности буровики копнули грунт. Немного и прошли, керны взяли, а там никель. И содержание оглушительное!.. Полетели на Огиендо? А? Я завтра туда, если погода будет. Я за аммонитом приезжал. Соглашайся. Там сейчас две избы, тринадцатым будешь ты, красота. Мне в холодной жилухе тепло… потому что закрыта труба… — закончил речь Голован. Он имел такую привычку — коверкать знакомые песенные слова.
— Выпьем? — спросил Семен.
— Ефстефственно, — подтвердил Голован.
Семен пошел к тете Поле.
Когда он вернулся, Голован, усмехнувшись, сказал:
— Солнце скрылося за тучу… а бичи собрались в кучу…
— Бич, — вспомнил Семен, — это по-английски знаешь что? Пляж… Сидящий на берегу. Вот. Судьба у нас на бечевке. Понял?
— Ты где это нахватался? — заинтересовался Голован. — По-английски…
— Хрен его знает. Пей…
Семен долго не знал, как подойти к своей истории с Ириной, мялся, крутил слова, боясь, что Голован поймет его как-нибудь не так, но рассказать, излиться чувствовал необходимость. Наконец заговорил. Голован слушал, вертел в толстых мозолистых ладонях стакан.
— Недолго музыка играла… недолго фрайер танцевал, — подытожил Голован и добавил задумчиво: — Бывает… По пьяному делу…
— Эх бы… — вякнул Семен. — И в тайгу сама напросилась. Ластиться начала… И ничего, главное, не было…
— Да… Что я тебе могу сказать?.. Ничего… Сам думай… Завтра позавчерашнего мудренее…
Голован выпил.
— Ну, пойдем к Леве? Устроишься. Документы сдашь…
