— Да ты не гоношись. Успеется. Где спать нас определишь?
— В пристрое, в пристрое. Там вам, Вячеслав Романыч, удобно будет. А если желаете, то здесь.
— Нам все равно, — сказал Чаров.
— А я сейчас, последняя выпечка, скоро должны прийти за хлебом-то ребята. Садитесь ешьте. Чем бог порадовал.
На столе задымилась в чугуне картошка, в банке зазеленела соленая черемша, омуль заблестел на железной тарелке.
Семен с Чаровым молча начали есть, постепенно все больше и больше увлекаясь. Аксинья стояла у печи, сложив на груди руки, и смотрела понимающе и ласково.
— Жалко, выпить нет, — посетовал Семен.
— Успеется. На станции. Завтра, — сказал Чаров.
Во дворе залились собаки. Аксинья метнулась в сенцы. Стало слышно, как она кричит на собак, пропуская в избу пришедших. Новые гости неловко затоптались у порога.
— Проходите, проходите, — сказал Чаров. — Не стесняйтесь.
Парни и девушка были в разноцветных свитерах, в синих штормовках. Они подсели к столу.
— Угощайтесь, — предложила Аксинья. — Я сейчас еще омуля принесу.
— Спасибо, — сказала девушка, почему-то взглянув на Семена.
— Спасибо потом… — выручил Чаров. — Ешьте. Смелее.
— Да мы не из пугливых, — улыбнулась девушка.
Парни тоже заулыбались.
Аксинья принесла на щербатой доске рыбу и столкнула ее в тарелку.
— Хлеб я вам спекла. Не знаю уж, понравится ли?
— Понравится. Чего уж не понравится! — враз заговорили парни.
— Вы откуда, ребята? — спросил Чаров.
— Из Москвы, — за всех ответила девушка. — Ох, да мы не познакомились. Меня зовут Ирина, а это Юра и Миша. Первый раз на Байкале. В отпуске. Послезавтра последний пароход. Поплывем в Иркутск, а оттуда домой. Жалко — быстро время прошло.
— Меня зовут Слава, а его Семен. Так что будем знакомы.
Семен искоса поглядывал на Ирину, убеждаясь, что она очень похожа на ту, в черном свитере, с парохода «Ленинград».
— А вы где ночуете? — спросил Чаров.
— Здесь недалеко, в бухте. Там нас еще четверо. В палатках.
— Не холодно?
— Что вы! Это такая прелесть в палатке! — заторопилась Ирина.
Семен усмехнулся:
— Романтики, значит?
Парни снова заулыбались:
— Вроде.
В открытую дверь избы гляделась ночь, собаки Чомба и Стрелка ласково-влажными глазами изучали сидящих за столом, Семен в свою очередь смотрел на гостей и думал про них привычно пренебрежительно: «Романтики, беженцы, носятся по земле, а вот копни — ни черта не умеют… И не переспать им ни в жизнь в снегу…»
Но скованность за столом исчезла. Чаров нашел о чем говорить с московскими инженерами. Семен не встревал, а сидел с распахнутым воротом выцветшей ковбойки, взмокшими желтоватыми волосами и черным от загара лицом, пил чай внакладку — требовалось это после жирной солоноватой рыбы — и слушал. Говорилось обо всем сразу — о Москве, о ресторанах, о погоде, об ученых делах, про Вьетнам. Парни вспоминали разные анекдоты, и все смеялись. Семен тоже кривил губы, хотя скрытый юмор не совсем доходил до него.
