Франсина наконец заставила себя выказать некоторую приветливость, хотя ее жадное крестьянское сердце было сокрушено. Малыш-Прядильщик обещал возместить ей убыток, однако в душе, вероятно, делать этого не собирался, хотя внешне и держался с апломбом человека, имеющего еще не один миллион.
И среди самых абсурдных предположений, сыпавшихся со всех сторон, не промелькнуло и намека на очевидное — а вдруг выход из строя всей электропроводки не случаен? Впрочем, подобный же перерыв в подаче электроэнергии воспоследовал вторично, а именно — через полчаса после первого, что наводило на мысль о неисправности генератора.
Прием затянулся до часу ночи. Франсина и Малыш-Прядильщик делали вид, что ничего особенного не произошло. Играли, танцевали, не в меру пили и разъехались в свинском состоянии. Гастон де Валь-Пюизо, потреблявший за четверых, был необычайно возбужден и громогласен. Он смеялся, сыпал шутками, каламбурил, острил в демоническом стиле, ухаживал за женщинами и невыносимо раздражал всех мужчин. Он подпускал Малышу-Прядильщику такие шпильки, что полностью заткнул противную обезьяну — тот положительно не находил, что ответить.
Но как только барон, слегка пошатываясь, вышел и сел в распахнутую выездным лакеем карету, деланное оживление слетело с него мгновенно. Он стал холоден как мрамор и полностью овладел собой.
Когда лошади промчались рысью с полкилометра, молодой человек дернул шнурок, конец которого держал возница.
Тот ослабил вожжи, и лошади пошли шагом. Валь-Пюизо опустил стекло и, высунувшись, тихо позвал:
— Черный Редис!
Кучер так же тихо отозвался:
— В чем дело, хозяин?
— Соленый Клюв передал тебе колье?
— Да, хозяин.
— Куда ты его дел?
— Оно в ящичке у меня под ногами.
— Хорошо. Возвратился ли Соленый Клюв на свой пост у Франсины?
— А он его и не покидал. Согласно вашему приказу, он пробудет у нее неделю, а потом сделает так, чтоб его уволили за пьянку.
— Ладно. Надо бы ему затем на месяц уйти в тину. Боюсь, как бы он не погорел.
— Вы возвращаетесь домой, хозяин?
— До утра колье пусть будет у тебя. И не забывай, что твоя жизнь в моих руках.
— Я не забываю.
— И что нет ни единого местечка, где бы я тебя не достал — будь то в пустыне, или в тюрьме Мазас, или на каторге.
— Помню, хозяин, — содрогнувшись, ответил кучер, отзывавшийся на странное имя «Черный Редис».
