Тристан ничего не ответил, даже не пошевелился, только сильнее сжал кулаки.
— Трис, — позвал после недолгого молчания Вейл. — Я еще не закончил тебя латать. Мне нужно, чтобы ты лег на спину.
Он выждал немного, пока Тристан выполнил его просьбу. Юноша с опаской посмотрел, как врач убрал простыню, взял еще мази и протянул руку к ткани, прикрывающей пах. Тристан насторожился, став вдруг подозрительным и рассерженным.
— Что ты делаешь?
— Я вынужден был в двух местах надрезать твое бедро для ввода трубок, и теперь ранки нужно смазать свежей мазью. Может, ты предпочитаешь сделать это сам?
— Да, — ответил Тристан.
— Тогда дай палец.
Вейл переложил мазь со своего пальца Тристану. Заживающие места в верхней части бедра были еще нежно-розовыми.
— Зачем ты вводил мне трубки? — потребовал ответа Тристан.
Врач глубоко вздохнул.
— Тебя усыпили на две недели. В медицине это называется состоянием стаза. Через эти трубки твой организм получал питание.
— Две недели? — нахмурился Тристан, услышав незнакомое слово. — Сколько это ночей?
— Ты спал пятнадцать.
— Пятнадцать! — снова ужаснулся юноша, и у него опять пересохло во рту. — Три руки ночей! — Тристан в упор посмотрел на Вейла. — Но почему?
Под его взглядом доктор почувствовал себя неуютно. Вздохнув, он решил все объяснить.
— Они хотели тебя перевезти. Мне пришлось облегчить тебе перелет. Сюда мы добирались пятнадцать дней.
Тристан отвел взгляд к небосводу. Внутри у него все сжалось.
— Он… так близко подступает здесь. Это так уродливо.
— Да, — согласился с ним Вейл. — Мне жаль, что так получилось.
Он натянул покрывало на ноги Тристана и еще раз вздохнул.
— Дела у тебя идут на поправку, но нужно поспать еще. Если понадобится помощь, я буду рядом.
Проснувшись через час, Тристан подумал, что все это ему приснилось, пока врач не принес ему попить воды, и он не вытянул из-под покрывала руку без ногтей, чтобы взять чашку. Потом он снова повернулся к стене, но спать уже не мог. Когда началась тупая боль в затылке, Тристан еще больше свернулся клубком под покрывалом и обхватил голову руками. Он слышал, как по комнате ходил врач, но сделал вид, что не замечает его. Только после того как стена открылась и тут же закрылась, он позволил себе лечь на спину и отдаться боли.
Вечерело. Стены порозовели от лучей красного заходящего солнца, скатывающегося за высокие башни вдалеке. Тристан наблюдал, как дымчатое небо становится кровавым и, наконец, совсем черным. Ни звезд, ни жужжания насекомых, ни воя джаусов — лишь огни на башнях да незнакомые звуки.
