- Нет, я совершенно здорова. Душа не считается.
- А что с душой?
- Болит. Болеет. Пойдемте на кухню, там мама ужин приготовила.
И снова я обратил внимание на то, как тяжело, без обычной подростковой резвости, поднялась она с пола.
После маленькой гостиной кухня показалась мне огромной, но и здесь повсюду виднелись приметы старательной и опрятной бедности. Кажется, ни один предмет не был куплен за последние полвека, вся утварь, тарелки и приборы были точь-в-точь такими же, какие я видел в раннем детстве у своей бабушки и какие уже давно не производят и не продают. Да и бабушка, помнится мне, сетовала на то, что все это уже совсем старое, и, уговаривая меня хорошо учиться в школе, частенько повторяла: "Вот вырастешь, начнешь зарабатывать, купишь мне в подарок новую посуду, а то я на эти тарелки уже смотреть не могу, всю жизнь у меня эти розовые цветочки перед глазами". Получается, что Анна за всю свою жизнь не приобрела для кухни ни одного нового предмета, ведь ей на вид лет тридцать пять - тридцать восемь, не больше. Неужели у нее такие стесненные условия? Интересно, сколько у Анны детей? Она сказала, что собирается кормить детей ужином, значит, кроме грустной Лакримозы, у нее есть по меньшей мере еще один отпрыск. Ну и зачем было рожать двоих детей, если жить не на что? Все-таки странные существа - женщины!
Запахи, однако, витали в кухне более чем просто аппетитные восхитительные. Можете мне поверить, я хорошо знаю, как пахнет запекаемое со специями парное мясо и как пахнет мясо перемороженное. В этой кухне готовилось именно парное. В гости меня не ждали, стало быть, Анна покупает такие дорогие продукты для себя и детей и при этом ест из тарелок столетней давности, с полустертым рисунком и щербатыми краями.
А сама Анна, между тем, нравилась мне все больше и больше. Сидя за столом и наблюдая, как она режет свежие овощи и украшает ими тарелки с солидными порциями мяса, я отметил изящество и экономность ее движений, горделивую осанку, длинную шею и четкую, совершенную линию подбородка. И даже, следуя давней, еще с юношества, привычке, представил себе ее полностью раздетой, ориентируясь на те формы, которые угадывались под узкими брючками и облегающим свитером. Собственно, при такой одежде ничего особенно и угадывать-то не нужно было, все на виду. А тарелок-то, на которые разложено мясо, между прочим, шесть. Анна, Лаки, я и... Неужели еще трое детей? Лихо! Или, может быть, здесь ждут к ужину гостей?
