Я впал в свое привычное состояние полной погруженности в самого себя, в собственные мысли и переживания. Меня, как обычно в таких случаях, стала раздражать необходимость с кем-то общаться, мне не хотелось вылезать из своей скорлупы и отвлекаться на пустые, не нужные мне разговоры. В эти дни мне интересен и нужен был только Бегемот.
И я всем сказал, что плотно работаю над книгой. Разумеется, Муся была в курсе, но все остальные приняли эту отговорку за чистую монету и деликатно оставили меня в покое.
Я действительно пытался работать. Но только все как-то странно получалось... Первое время я увлеченно трудился над романом о милиционерах, но по мере того, как продвигались вперед наши занятия с Бегемотиком, я все отчетливее осознавал, что не хочу его делать. Я хочу совсем другого. К полному своему изумлению я вдруг понял, что хочу написать книгу о сестре. О Верочке. При всем том, что книга эта (тут Муся совершенно права) не принесла бы никакого коммерческого успеха. Мне отчего-то казалось, что это нужно мне самому. Верочка - это тридцать пять лет моей жизни, она была младшей сестрой и прожила на свете именно столько. Чем больше я общался с Бегемотом Викторовичем, тем больше и чаще нам пришлось говорить о Верочке, вспоминать ее и анализировать мое к ней отношение.
В какой-то момент я сказал врачу о своем неожиданном желании.
- Я могу это понять, - кожа на шее Бегемота собралась в жирные складки, как всегда, когда он кивал головой. - Вся жизнь вашей сестры - это ведь и почти вся ваша собственная жизнь. Видимо, настал период, когда у вас возникла потребность разобраться со своей жизнью. А может быть, вам наконец захотелось рассказать о себе. Но не в форме мемуаров или автобиографии, а в форме рассказа о сестре. Может быть, вы просто устали от постоянной замкнутости и одиночества и вам хочется выкричаться?
- Ну почему же о себе? - Я еще пытался протестовать, хотя слова Бегемота больно резанули меня: я вдруг понял, что это правда. - Не о себе, а о Верочке, о ее такой трагической и нескладной жизни.
- Не обманывайте себя, Андрей Михайлович, - негромко прогудел Бегемот. - Мы с вами обсуждаем вашу сестру не первый день, и я четко вижу, что она вам не интересна. Да, вы очень любили ее, вы тяжело переживали ее уход из жизни, вам всегда было ее безумно жалко, но она никогда не была вам интересна. Вам интересна ваша собственная реакция на события в ее жизни, вам интересно, почему в этот момент жизни вы рассердились на нее, а в другой момент пожалели, а в третий - испытали еще какие-то эмоции. Вспоминая жизнь Веры Михайловны, вы разбираетесь сами с собой. Это хорошо, это очень полезно и для духовного роста, и из чисто практических соображений в свете стоящих перед нами на сегодняшний день задач. Но вы не сможете написать книгу о ней. Что бы вы ни написали, это будет в первую и главную очередь книга о вас самом. Вы хотите, чтобы вся страна узнала, чего вы боитесь и за что вините себя?
