– В душу, гриву или хвост
хоть официально я…
Ах, треклятый Блюментрост,
воды марциальныя!
Что за пагубная дичь
в теле государевом?
Можно мясо или дичь
жаревом и варевом,
прочего со слов нельзя
кислых щей учёного —
печёного, копчёного,
перчёного, мочёного,
морёного, медвежьего,
солёного и свежего —
не режь его, не ешь его…
Бог ведает, чего ещё —
ни ягоды, ни овоща,
ни редьки, ни груздя…
Разобраться, наверно, теперь не судьба
в запылённых веками покровах,
кто курортную жизнь проклинал про себя
из былых царедворцев петровых,
но зашедший с дороги в церковную сень
в разговоре легко согласится:
у резных ангелочков не то, что мигрень —
откровенно опухшие лица.
Тот захожий и сам нахлебался воды
минеральной по самые уши,
но порой во спасение плоти труды
сберегают и тёплые души.
Если тело твоё отнесли на погост,
чем явиться частице нетленной?..
А из нынешних глядя времён, Блюментрост
был, наверное, лекарь отменный —
не его неуменье виной и ценой,
что болячка царя загубила
и вода из болота волне ледяной,
хоть железная, да уступила.
Объявился бы снова у здешних лесин,
подышал кислородом ещё бы,
и, глядишь, заповедный его Монплезир
уцелел и в карельских чащобах.
За столетия то не единый должок
мы начтём за балтийской волною…
Всё летит на иконе трёхцветный флажок
у Святого Петра за спиною.
