И, сдав чемодан в камеру хранения, я зашагал по грязно-серым улицам Москвы в поисках Никитских ворот. Эти ворота почему-то представлялись мне в виде древней арки с какими-нибудь башенками и резными петушками.
Шагать пришлось долго. Поражали кривые улицы и переулки, обилие трактиров и кабаков с зелеными вывесками: «Винная лавка» и зазывными: «Распивочно и навынос». Изредка попадались церкви, но уж никак не «сорок сороков». Правда, чем ближе к центру, тем шире улицы, тем выше и красивее дома, роскошнее магазины. Народу по улицам не так много — даже удивительно! Как будто в Москве ничего особенного не происходило и не происходит. Характер, что ли, у москвичей спокойный? А может, попросту спит народ?
В самом деле, солнце еще только встало, разогнало холодный туман, брызнуло на золотые маковки храмов и осветило крыши лишь самых высоких домов.
Я начинал уставать и помаленьку ругать Никитские ворота, которые оказались так далеко от Курского вокзала… А вот, кажется, они и есть! В конце улицы, по которой я шел, стояла высокая красная башня с двуглавым орлом на шпице и огромными часами в центре. Внизу зияли широкие ворота в виде каменной арки.
Я ускорил шаги.
Красная кирпичная башня нелепо торчала посредине площади, окруженная шумной толпой народа. Наконец-то!
Вот она где, мятежная Москва! Но, когда я подошел ближе, мне опять пришлось разочароваться: вокруг башни взад и вперед сновали мирные горожане и сотни торговцев о разным барахлом и товарами на руках. Кричали и пели на разные голоса:
— А ну, пара брюк задаром — пять с полтиной пара!
— Вот хорошие книжки, шутки, сказки, прибаутки!..
— Кому пилы, топоры, утюги, ухваты?
Однако громче всех сыпал самодельными стихами бородач коробейник:
А ну, бабы, молодки, сороки-трещотки!
Кому ленты, кружева, застежки,
Золотые сережки,
Гайтаны и крестики,
Вакса, щетки, гребенки?..
И все это на ходу, с криками и прибаутками. Все товары суют вам под нос, тянут в разные стороны, ругают, смеются. А мимоходом кое-кто заглядывает в чужие карманы, конечно «по ошибке», «невзначай», ощупывает их и с криком: «Держи, держи его!» — исчезает в толпе.
— Это и есть Никитские ворота? — спросил я старичка с лубочными картинками в руках.
Тот удивленно вскинул глаза.
— Эва! Ты откуда выскочил, парень? Сухареву башню не знаешь?
— С Курского вокзала иду.
— С Курского? Вот чудак! Шагай, брат, обратно по Сретенке да почаще спрашивай, а пока здесь, береги карманы: тут жулик на жулике сидит и жуликом погоняет.
