— У бога? А этого не хочешь? — взвизгнул мужичонка, сунув кукиш под самый нос кума. — Дура ты, кум! У бар земля-то, у них и тягать надо, а за какую веревочку — ума не приложу…
Рыжий молодой человек сделал порывистое движение, как бы собираясь подсказать что-то мужику, но в этот момент хриплый, простуженный голос внизу предупредил его:
— Какого черта ты ноешь, мужик? Ты думаешь, беднее тебя и на свете нет? А вот это видал?
И человек в солдатской шинели, сидевший на сундучке по соседству, поднял правую ногу с деревянным костылем, похожим на дуло пушки.
— У тебя, говоришь, земли нет, а у меня и земли как раз на гроб, и одной ноги не хватает, да вот здесь свинчатка сидит!
Солдат злобно ударил себя кулаком в тощую грудь и вдруг закашлялся, скорчившись от боли.
Все повернулись к солдату. В вагоне стало тихо. Задиристый мужичонка сочувственно вздохнул:
— Вот она, война-то треклятая!
Едва не задохнувшись, солдат одолел наконец кашель и, сплюнув на пол черный сгусток, заговорил снова:
— За царя и отечество сражался… Там нашего брата серяка несметное число полегло, а награждение — вот оно!
Солдат яростно стукнул в пол костылем и запустил такое многоэтажное ругательство, что у пассажиров дух захватило. Его небритое, щетинистое лицо посинело, глаза горели гневом, солдатская фуражка с круглой кокардой сбилась на затылок. Он ругал Куропаткина, грабителей интендантов, царя и министров. Излив душу отчаянной бранью, солдат опять схватился за грудь и сквозь кашель, с перерывами, высказал свою думу:
— Эх, взять бы нам винтовки, да вернуться бы в Питер, да так бы тряхнуть всю эту сволочь, чтобы духу их не осталось.
Флегматичный кум задиристого мужичонки поучительно изрек:
— Задним умом и мордвин умен. Все мы так-то затылки чешем.
— Вот именно — после драки кулаками машем, — поддержал его бойкий чумазый парень с черными, заскорузлыми руками. — Прочитали манифест — и слюни распусти ли, и бастовать бросили, а нам бы всем народом, вместе с солдатами, навалиться да…
Рыжий молодой человек одобрительно прошептал себе под нос:
— Вот это дело!..
Воспользовавшись наступившей паузой, неугомонный мужичонка опять стал жаловаться на свою судьбу:
— Я вот рукомесло имею, землячки, ткач хороший, а толк какой? Мотаюсь туды-сюды, как черт от креста, а в кармане ветер свищет, ей-богу. Седни в деревне, завтра в городе — и там худо, и здесь нехорошо. Меня, слышь, в Москву несет нелегкая, к аспиду Прохорову на фабрику, а там, вишь ты, кутерьма идет: одни «долой» кричат, другие «боже, храни» ревут. Сам становой не поймет, что к чему.
