...Серый воздух за окнами переполнен бодрым, агрессивно-напористым воем автомобильных гудков. Свист тормозов привычным шипом впивается в подсознание. На этом фоне дребезжание старого трамвая — тихая мелодия, уютная, успокаивающе-домашняя. От такого контраста становится совсем хреново — дурак, когда-то он об этом мечтал...
Всем, вероятно, знакомо это чувство. Даже наверняка... Ведь рано или поздно, чаще или реже его испытывает всякий, кому достает смелости или фантазии чего-то желать. Это чувство — как его назвать? Не разочарование, не досада, не грусть, не отчаяние... Оно наплывает, поднимается тошнотворной волной из верхней части живота, перехватывает горло и слетает с губ никому, кроме вас, не заметным вздохом... Вздохом разочарованным, досадливым, грустным, отчаянным. Это чувство приходит, когда вы в привычной суете вспомните о каком-то желанном событии своей биографии и вдруг подумается: «Ой... Ба-а-тюшки... Вы посмотрите-ка... Да ведь это именно то, о чем я когда-то, очень давно, мечтал с таким сладким замиранием сердца, с такой навязчивой надеждой!» И вот теперь это свершилось. Само, без особенных усилий с вашей стороны, и главное — во всех подробностях, иногда до мельчайших деталей повторяя те давнишние мечты, как будто мысль и вправду материализовалась, но только позже! Много позже. Слишком поздно. В том-то вся и штука. Мечты сбываются. Это правда. Тогда, когда уже не надо. Теперь поняли, о чем я? Знаю, что поняли...
Лет в одиннадцать-двенадцать Ванька часто болел. И сидел дома холодной, ненастной городской зимой в такой же холодно-панельной, ненастной московской квартире. Согревался чашкой сомнительного индийского чая у синего огня газовой плиты, положив на колени тяжелый том исторических приключений... И мечтал о том, что как было бы чудно болеть вот так же, но только уютно устроившись в дорогом старинном кресле у жаркого оранжевого пламени камина, а чашка в руках была бы не совковая — белая в рыжий горошек, а тоже такая... Старинная, тонко-фарфоровая, с позолотой, слегка стершейся на эмалевых цветах, такая..... Ну, в общем, вы понимаете.
Потом, через 20 лет, он снова простудился на безжалостных городских сквозняках и вдруг обнаружил себя сидящим именно в таком, ну, почти в таком же кресле, под точно таким торшером и именно с той самой чашкой ароматного чая в руках... Это было так удивительно похоже на его детскую мечту, что в первый момент он даже испугался, подумав: вот! Вот же оно — долгожданное счастье! Слишком долгожданное. Через минуту от накатившего было восторга осталась лишь скука улыбки. Улыбка сожаления. Он жалел о том, что это его желание так и не осталось неосуществленным. В воображении была бы тогда яркая путеводная звезда. Теперь же — лишь скука, почти досада. Потому что книга уже давно перестала быть хоть сколько-нибудь увлекательной, вкус редкого чая — хоть сколько-нибудь необычным, а самое главное — болеть было катастрофически некогда. Работа, знаете ли, дела... И в кресле он оказался с пресловутой чашкой лишь для того, чтобы быстренько взбодриться, глотнув на дорогу крепкой, обжигающей жидкости.
